Любая кровожадность может быть оправдана в глазах дяди чистотой. Ишь, диктатор! Зато на улицах чисто! И далее всегда признание себя как “непутевого” – “непутевого” в глазах/ушах собеседника – “хотел окурок выбросить под ноги” и искупляющее: “стыдно стало – донёс до урны”. Чистота оправдывает мясника. Да, кромсает рёбра, но зато как поддерживает чистоту в мертвецкой!
Машина “чистоты” состоит из
- конструирования “чистого детства”, чтоб впасть в это детство и оттуда вести себя как ребёнок – хотеть мусорить! Детство всегда грязно – от вонючего тряпья, грязных конечностей до грязных мыслишек; ребёнок производит вокруг себя только мусор, грязь и разводит анти-гигиену: никогда не моет рук после ссанья, тащит в рот мусор, постоянно прогоняя через себе колонии глистов. Дядя конструирует “детства чистого глазёнки” – абсолютно шаткую конструкцию, садится посреди этой конструкции и начинает испытывать…
- чувство вины и желания искупления перед Большим и Грозным Отцом. Дядя знает, что раскаяние взрослого перед ещё более взрослым вызывает слёзы умиления – верный приём в кинематографе.
- …взгляда со стороны. И детская шаловливость, и признание вины без разворачивания всего этого болезненного перед чужим взглядом – бесполезно и глупо. Дяде нужен собеседник, который одновременно и Мать и Отец. И осудит и простит. Только в присутствии понимающего Дяди наш дядя может залезть в “машину чистоты” и вдавить педаль наслаждения.
- правильного получения удовольствия, т.е. “отложенного до урны” (кстати, избирательная урна, урна с прахом и урна с окурками – все это суть – одно!)
В 2016 году мы с друзьями гуляли по Минску, который по словам российских туристов, “чистый”, а на деле зассанный, вывернутый наизнанку райцентр с алкашами, помойками, трущобами, т.е. обычный европейский город. Чтоб не выделяться, мы ссали, матерились, горлопанили, не раз мы попадались на глаза российских туристов, которые глупо пялились на прогалины среди помоев и прокручивали в головах: зато чисто!
В 2018 автор этих строк посетил Северный Кавказ, в котором хоть и стреляют и живут в повиновении, но за чистотой следят! Трупы животных вдоль дорог почему-то никого не смущали и километры кишок освежеванных баранов к очередному празднику – тоже. Главное же запустить “машину чистоты”. “Машину абсолютной чистоты” постоянно запускает Медиа всех развитых и недоразвитых стран, когда ей нужно скрыть кровавую кашу на улицах городов: происходит зачистка! То есть, весь этот фарш ради чистоты! А, ну тогда ладно, – успокаивается дядя у телевизора.
Чистота расы! чистота половых отношений! чистота крови! чистота происхождения! – значит идут убивать и развешивать кишки, – мы это уже давно себе уяснили. Зачистка! Команда опытных, сука, зачищальщиков наведёт чистоту ботинками и прикладами!
В нормальной ситуации мы вообще никогда не восхищаемся чистотой, наоборот, мы разбрасываем конфетти, проливаем напитки, исторгаем семя, мажем друг друга цветной глиной и куркумой. В нормальной ситуации праздника переживание чистоты или грязи нам не нужно. Требование стерильности – требование больничное, восхищаться антисептиком мы можем только в состоянии стресса, заражения. Размазали по стене в околотке, зато стена покрашена, а какие руки чистые, которые к нам в карман лезут и перстни на них с крупными камушками!
Дядя – сущий ребёнок – ему прощается очередная глупость, и мы киваем головой… ну, да… ну, да…зато чисто. Хотел выбросить окурок под ноги, но до урны донёс! – простительная слабость, конечно, мы всё понимаем…! Что скрывается за нашим терпением? Почему у нас нет слов в таких ситуациях? Мы терпим дядю, когда он прикидывается ребенком, столкнувшись с кровавым месивом. Почему?