Хроника заблудшей могла начаться с любого другого дома, этакого «Лё Шабаннэ»* в восточном стиле или классической избы на окраине века в центральном Черноземье. Задняя площадка цыганского театра, арендованная без согласия субъекта собственности и без требований персональных данных, вместила бы столько же впечатлений, сколько позволено вместить деревенскому недотёпе, умудрись он просунуть в дыру забора руку, язык или ещё что саднящее.
Мы прошли путь как русские социал-демократы – от партийной школы на Капри до вооружённого мятежа, только наше Капри раскинулось между карцерной зоной и универмагом, а в мятеж мы верили, как в “медленное время” апостола Павла верил итальянец Агамбен. “Медленное” он понимал как “мессианское”, конечно же; но в 21 веке это время было уже принято называть “поминальным”. За модернизм уже можно было схлопотать в лицо от вполне интеллигентного человека, а самые отчаянные уже поджигали не храмы, а галереи т.к. после поджога Нотр-Дам, ностальгирующих по католическим мощам уже не осталось – слишком красиво было пламя, охватившее горгулий и шпиль, а в окне хохотал Квазимодо, разбрасывая по углам тряпки, вымоченные в керосине.
Заблудшая прошла переулками, изменив свою обычную траекторию, дабы сбить со следа Полицию Мысли, заглянула в чужой почтовый ящик, нарисовала крест углём и сорвала афишу с поп-идолом, словом, сделала массу ненужных движений на тот случай, если какой-нибудь отставной офицер из надзирающих органов, вдруг, найдя её вид экстравагантным, вздумал пройти за ней сотню метров, держа правую руку в кармане дырявых военных брюк, а в левой гранату, усомнился бы в собственной адекватности и вернулся бы к своему изначальному маршруту.
В городе вполне успешно уживались несколько подпольных философских клубов в спектре от сатано-феминизма до атеистического экзистенциализма. Первые основывались на факте заселения Татищевым территории славян амазонками, к которым ходили викинги, и от их брака, якобы, произошли суккубы и русские, а сторонники экзистенции исследовали кризис левой радикальной теории, который наступил ещё в прошлом веке, а в этом веке вдруг стал источать интеллектуальный мёд для исследователей, которые как пчёлы заботливо кружили вокруг пестиков Камю и Сартра. Так вот из собрания первых ко вторым и шагала в этот роковой вечер Заблудшая душа.
В просторном зале с тремя роялями, которые, конечно же, использовались в ритуальных целях (ибо кому в голову взбредёт слушать какофонию трёх инструментов?), под кроваво-красным светом потухшей люстры собравшиеся размышляли о смерти, поедая кутью и выжигая глаза друг другу светом церковных свечей, сидели в кругу кладбищенских цветов, причащались, а в окно зыркала одинокая февральская звезда, и кто-то принёс за пазухой кинжал…
Обрядовая часть сменилась проповедью, серебро стекла текло под ноги, в полночь все разошлись по гробам…в протоколах заседания значилось:
Неизвестного Вам числа, этого года. Последним февралём заслушивались доклады на тему смерти. Присутствовали как живые, так и мёртвые. Опоздавшие прислуживали в церемониальной части, те, кто пришёл живым и в первой десятке, занимались теоретической частью. Итогом заседания стало истребление всех съестных припасов, а закрытие магазинов подвело итоговую черту. Вино мертвецов несколько продлило агонию докладчиков, оставив присутствующих в состоянии недосказанности, в связи с чем было принято решение собраться на следующем заседании клуба и прояснить, сколько возможно будет, ситуацию с Бытием и Ничто.
Печать. Подпись. Да, смерть!
Не корабельное радение, да и не серебряный свет февральской звезды привлёк Заблудшую в это собрание отчаянных, а то ужасное разделение, выявленное лакановской школой, которое гласит, что цель говорения и дискурсивная практика – это не одно и то же. Исчерпанность критического языка и оцепенение говорящих перед вечным объектом критики – тирании, привели нас всех к немоте, к беспомощности перед многажды высказанным, все наши благородные речи, которые основывались только на том шатком утверждении, что если мы критикуем власть, то мы достойны уважения, утратили смысл. Мы оказались перед стеной безязыковости, перед смертью. Разобраться с этой червивой старухой – вот что толкало Заблудшую на посещение дома, где горит выключенная люстра кроваво-красным светом.
*»трёхзвездочный» бордель, открытый в 1878г. в доме 12 ул. Шабанэ. существовал до 1946г.
Автор доклада :: некрофи(А)лка