Структура реального мира – конечна. Потому, я желаю оказаться на пиратском судне. Желаю только одного – быть рядом с пиратами. И я уже почти чувствую под ногами палубу. Меня пугает качка, и я выблевываю содержимое желудка (ром и безвкусных омаров) за борт. В действительности – вино и куриные котлеты вываливаются из моего рта на пол закусочной.
Я уже не ребенок, и я все еще хочу быть, жить с пиратами.
Ибо хочу вечно жить среди чудес.
Кэти Акер
Ребенком я никогда не играл в пиратов. Чудеса и так окружали меня. Ощущал ли себя ребенок отдельно от чудес? Или он воспринимал чудеса как нечто неотрывное от него, такое же необходимое как рука или, вот, к примеру, нос – имеющий место на лице, однако, — невидимый.
Пираты существовали отдельно от меня и веселились, задирали друг друга, танцевали и выкатывали бочки рома на палубы своих прекрасных кораблей.
Грезить вообще, и грезить о пиратах в частности – роскошь. Это потребность возникает, как многие думают “с жиру”. Те взрослые, которые не сдали своих детских позиций государству, продолжают отстаивать свою автономию, порождая и пересказывая анекдоты, слухи и воспоминания. Так побеждается тоталитаризм.
Пираты, подобны детям и цветам. Пираты, как дети и цветы нарушают симметрию пространства, вызывают неконтролируемые эмоции (симпатии), отличаются совершенно особым отношением к смерти. Дети и пираты очень легко совершают самые страшные преступления, а цветы одинаково произрастают как на лугах, так и на могилах. Настоящая власть (настоящая – всегда тоталитарна) любит только однозначные интерпретации. Поэтому, она выдумала телевизор, где общение всегда односторонне. Потому она заинтересована в воспитании детей, искоренении пиратства и подстрижке клумб. Если дать расти цветам как угодно и где угодно, то есть опасение, что Власти взрослого человека придет конец. Опасность, исходящая от освободившейся природы – один из излюбленных сюжетов Голливуда – огромные пауки, мухи, черви, неконтролируемые обитатели лабораторий и зверинцев. Восстание цветов, к примеру, очень хорошо было продемонстрировано в киноленте “День триффидов”.
Власть также опасается литературы и остерегается вооружать школьников. Потому, что ничто не сможет остановить разноголосицу вооруженных и начитанных. Любой дискурс может быть поставлен под сомнение, оспорен и высмеян если к знаниям относиться играючи, пинать их и расставлять руководствуясь только своим желанием. Так порождается Многоголосие – борьба против иерархии, потому так опасны орущие дети, потому так строги воспитатели.
Ночью я вышел на палубу воображаемого корабля и взглянул на самую яркую звезду, — она была как бы в дымке, несмотря на безоблачное небо. Взрослые объяснили это помутнением зрения, или вот неожиданной слезинкой. Отчего же все остальные звезды различались отчетливо… Тогда я понял, что дело действительно в слезинке, только … не в моей. Некоторое время спустя кто-то в моем присутствии произнес: “луна умылась кровью”, — для меня это была не метафора. С тех пор беспокойство поселилось рядом со мной. Вещи жили собственной жизнью и лишь изредка брали у двуногих взаймы “слишком человеческого”. Бывало, что и расплачивались с людьми — почти всегда ужасом и более мелкой монетой – изумлением.
Заигравшийся ребенок не различает разделительной черты между игрой и реальностью. Если начать играть в пиратов… Потому время игр всегда регламентируется.
Я сосал материнскую грудь, а пираты лапали портовых девок, я научился ходить на горшок, а пираты мочились в море – прямо в беснующуюся стихию, спали в лужах собственной мочи на полу таверны, я пошел в школу, а пираты палили из пушек по городу, — разлетались в пыль здания гимназий и высоченные тюремные стены. Что может манить в пиратстве – головокружение. Особое состояние – когда мозг опален, а чувства находятся как бы в зародыше.
Мне кажется, пираты не умирают от старости, а я не представляю себя старой поношенной бабкой.
А еще пираты не носят в руках дурацкие целлофановые пакеты, а мужчины, что меня окружают утром в автобусе – толкаются – все сплошь с пакетами или с не менее дурацкими сумками. В этих пакетах – обед. И они не пекутся о детях своих. И не заботятся о дне завтрашнем. И не выталкивают вперед себя своих женщин к прилавку в магазине, когда нужно купить что-нибудь кроме сигарет и спиртного.
Пираты берут в плен женщин, а те не всегда этому сопротивляются, пусть даже им и случается потом болтаться на рее. Женщинам снятся пиратские суда, и лишь в последнее время их стали манить пиратские сокровища, — это обнищавший женский архетип — человеческая самка.
Меня всегда раздражала привычка некоторых мужчин — сидеть в маршрутном такси широко раздвинув ноги, раздражала, пока мне не открылось, что именно так должен сидеть истинный пират на пороховой бочке. Видимо, какая-то глубинная память не оставляет современного мужчину в покое, раздвигая ему ноги, тем самым даруя комфорт в таком, казалось бы обычном процессе – передвижении в общественном транспорте по городу. Может быть, именно благодаря ей (памяти), мужчина предается пьянству, мечтая почувствовать под ногами качающуюся палубу.
А еще чудовища! Да! – великолепные, с огромными плавниками, ползущие по дну мирового океана, спящие под вековым слоем ила, невыносимо прекрасные, заглатывающие целиком небольшие рыбацкие лодки. Ведь именно таким должен быть враг – вызывающий трепет и уважение, а не омерзение, как, к примеру, участковый или вот разжиревшее тело местечкового олигарха. Враг – это не противоположность, а близкий тебе, стоящий с тобой на одной вершине. И вот перед вами – слепящий снег, и кто-то должен сорваться вниз, тот, о ком будешь жалеть всю оставшуюся жизнь. Таков должен быть истинный Враг. Враг пирата – Левиафан:
…кто подойдет к двойным челюстям его? Кто может отворить двери лица его? круг зубов его — ужас; крепкие щиты его — великолепие; они скреплены как бы твердою печатью; один к другому прикасается близко, так что и воздух не проходит между ними; один с другим лежат плотно, сцепились и не раздвигаются. От его чихания показывается свет; глаза у него как ресницы зари; из пасти его выходят пламенники, выскакивают огненные искры; из ноздрей его выходит дым, как из кипящего горшка или котла. Дыхание его раскаляет угли, и из пасти его выходит пламя. На шее его обитает сила, и перед ним бежит ужас. Мясистые части тела его сплочены между собою твердо, не дрогнут. Сердце его твердо, как камень, и жестко, как нижний жернов. (Иов.40:20-41:26)
Морской Змей и Бездна – вот друзья и одновременно враги пирата. У современного мужчины другие предпочтения, соответственно — Зеленый Змий и Женщина. Потому, так уныл этот мир.
И вот — ночь, и вот – закрываю глаза, и тьма окутывает меня и сгущается, огромным черным полотнищем раскрывается и хлопает над моим окоченевшим от ужаса разумом. И вот бесшумные корабли и отважные люди наполняют мою комнату.
Попутный ли ветер?