Все попытки проникнуть в тайну коррупции обречены на провал. Никому не по силам докопаться до сути этой проблемы. Ибо она, вне всяких сомнений, единосущна самой механике социума. Что же касается «войны с коррупцией», то она, по крайней мере, вызывает к жизни призрачную оболочку коррупции, являя её нам в форме зрелища. Тогда как на спектакль коррупции, в свою очередь, возложена жизненно важная миссия: в условиях демократии он служит источником развлечений и выполняет образовательную, катарсическую функцию. Он не провоцирует сколько-нибудь глубокого озлобления – в противном случае, общество постоянно балансировало бы на грани бунта. В конечном счёте, коррупция отнюдь не вызывает коллективного негодования (хотя и понятно, что его всплески фильтруются с помощью СМИ). Так что, несмотря на всю свою очевидную скандальность, предложенный недавно проект закона об амнистии за экономические преступления (весьма напоминающий о той амнистии, которую члены французского парламента, со всей присущей им душевной широтой, не так давно объявили сами себе) – амнистии, фактически поощряющей коррупцию, – не вызвал того возмущения, которое следовало бы ожидать со стороны такого демократического института, как общественное мнение.
Причина этого в том, что в глубине души никто не верит в демократию. Каждый смутно осознаёт, что любая система может функционировать лишь вопреки заявленным ею принципам, то есть нарушая ею же самой установленные правила. И такое пренебрежение принципами подпитывает стыдливый консенсус относительно тех скрытых, аморальных правил, что руководят нашим обществом. В условиях демократии коррупция выступает лишь в качестве новой формы, в которую облачены сопутствующие статусу привилегии – воспринимаемые как должное в более ранних обществах, – разница лишь в том, что теперь они перешли в нелегальную сферу, отчего их очарование только усилилось.
Таким образом, коррупция, взятая сама по себе, выполняет жизненно важную функцию: она служит секретным механизмом, приводящим в действие всё наше общество, равно как и источником политической энергии, являясь, вместе с тем, и формой государственной услуги.
[…]
Фактически, вопрос выгоды или пользы вообще не имеет никакого значения. Общество никогда не брало на себя первобытную функцию, которая заключалась бы в том, чтобы распоряжаться деньгами в этических целях, даже если все наши демократии объявляют это своим показным идеалом. Всегда и везде деньги остаются проклятой частью, подлой долей, злым уделом. А первобытная функция неизменно сводится к тому, чтобы эту проклятую часть контролировать, чтобы обнулять и отмывать наличность с помощью азартных игр, растраты, злоупотреблений и коррупции, чтобы уничтожать деньги через их использование в аморальных целях, чтобы обратить зло на борьбу со злом. Такова стратегия зла, политика зла, призванная поддерживать символическое равновесие в обществе. И пусть стыдится тот, кто думает об этом плохо. А мысль о том, чтобы сбалансировать долги (в русле того же идеализированного представления о кредите и целевом расходовании средств), допустима не в большей степени, чем фантазии о некоем «экономически сообразном» общественном распределении денежных средств, растрачиваемых ныне впустую. Средства эти, как и долги, невозможно возместить или перенаправить на «социальное удовлетворение» нужд, поскольку – и это одинаково верно в отношении как самых архаичных, так и самых современных обществ – деньги фундаментальным образом враждебны всякой социальной связи. Таким образом, единственное решение заключается в том, чтобы деньги «отмывать» и, как следствие, растрачивать не по назначению, или же любой ценой ввести их в обращение – и чем быстрее, тем лучше, – дабы отправить эту проклятую часть на орбиту. Чем и занимаются, в очень скромных масштабах, отдельные люди, и, в масштабах куда более внушительных, всевозможные синдикаты и жулики.
Если оставить в стороне вопрос о непрактичности текущего подхода, идея о рациональном распределении ресурсов, как мы знаем из опыта, представляется попросту опасной. Речь идёт о смешении целей и средств. Такая идеология подразумевает, что деньги являются средством, из чего следует, что они якобы могут быть обращены на достижение желаемых целей. Какая трогательная иллюзия. Деньги – это посредник, а вовсе не средство, и они облечены всей полнотой власти посредника, которой он распоряжается, сообразуясь лишь с собственными целями. «Просвещённые» умы полагают, что деньги, подобно человеку в представлении Руссо, могли бы раскрыть свою благую природу, если бы не расходовались бездумно к всеобщему злу. Однако верно и обратное: деньги, по самой своей сути, принадлежат к сфере зла – сама их судьба толкает их к тому, чтобы служить делу зла, и поставить их на службу добру можно, лишь тонко координируя их движение.
Дело здесь обстоит точно так же, как и в случае с человеческими существами, фундаментальной страстью которых, по Фрейду, неизменно является ненависть. Именно ненависть сплачивает людей друг с другом, причём куда эффективнее, чем любовь. И в любовь она может превратиться лишь неординарными путями, что обречены оставаться хрупкими и ускользающими. Эта ошибка со стороны «добросердечных людей» обнаруживает свою губительность в политическом управлении обществом, ибо тем самым они лишь способствуют увековечиванию зла, что вызвано их неспособностью осознать его основополагающую роль и ту самую извращённую экономику, что лежит в основе нашего общества.
Проследив пути этой политики зла, эти иронические маршруты коррупции, мы придём к утешительному выводу: коррупция, несомненно, и есть то «меньшее зло», что помогает нам избежать зол куда худших. Взять, к примеру, скандал, не сходящий в последнее время с первых полос: незаконное присвоение государственных или частных средств с целью финансирования предвыборных кампаний или политических партий. Разве можно придумать более изящный способ распорядиться деньгами, чем спустить их на подобную, в высшей степени бесполезную, операцию – на эту смехотворную затею, именуемую выборами? По крайней мере, эти средства в буквальном смысле тратятся на воздух. Мы имеем дело лишь с перераспределением порочных денег ради достижения порочных целей, и в конечном счёте вред для общества оказывается минимальным. Но представьте, чего можно было бы добиться при здоровом, просвещённом управлении всеми этими деньгами! Вообразите все эти прожекты, все общественные блага, что обрушились бы на нас: все эти самодвижущиеся дороги, тысячи бесполезных офисных зданий – вся эта суперструктура, вся эта урбанистическая, культурная гниль, которой сегодня так гордятся даже самые захудалые городишки и сёла! Не говоря уже о дальнейшем усовершенствовании аппарата администрации, полиции и безопасности, всего этом подспорья для культуры и контроля – и ведь всё это ради нашего же блага! Подпольный оборот налички, по крайней мере, избавляет нас от всех этих сомнительных даров.
Остаётся процитировать Черонетти:
«Из всех идей, овладевших умами наших современников, стоит отметить одну: мысль о том, сколько хорошего можно было бы сделать с помощью денег, которые мы тратим не пойми на что! Впрочем, отдав должное нашему тупоумию и злокозненности, легко понять, что рассчитывать на что-то, кроме ещё большего зла, в нашем случае не приходится. Самое дорогое оружие – то, которое, по сути, не находит себе применения: его полезность заключается именно в том объёме финансов, что были вбуханы в его разработку, поскольку в противном случае эти средства хлынули бы во все прочие сферы, дабы окончательно похоронить нашу планету и обречь народы на полное вырождение. Если бы вместо миллионов частных автомашин мы производили танки, то они тихо-мирно коротали бы свои дни на консервации в бункерах, в то время как наши города, наконец-то, могли бы вдохнуть полной грудью».
Жан Бодрийяр
Впервые опубликовано в Libération,
19 февраля 1996 г. (фрагмент)
