Джорджо Агамбен
Тот факт, что наука превратилась в религию наших дней – став объектом, на который обращена людская вера, – теперь уже представляется вполне очевидным. Сегодня на Западе с переменным успехом сосуществуют три главные религиозные системы: христианство, капитализм и наука. В современную эпоху все три эти «религии» периодически неизбежно вступали друг с другом в противоречие, время от время порождая конфликт, разрешаемый тем или иным способом, и в результате постепенно между ними был достигнут некий очевидный компромисс – если не полноценный симбиоз, – продиктованный стремлением к общему благу.
Новым, однако, является то, что между наукой и двумя другими религиями незаметно для нас разгорелась подспудная и непримиримая вражда, и теперь мы стали свидетелями тому, как наука вышла из неё победительницей, захватив беспрецедентную власть, позволяющую ей управлять всеми аспектами нашей жизни. В отличие от предшествующих эпох, конфликт этот не имел отношения к прениям по поводу теории или каких-либо общих принципов, и касался, образно говоря, лишь вопросов, связанных с отправлением культа. Фактически, даже науке, как и всякой религии, присущи различные формы и уровни, посредством которых она организует и упорядочивает собственную структуру: на практике, в своём развитии её изощрённая и строгая догматика в какой-то момент начинает охватывать невероятно широкую культурную сферу, совпадающую с тем, что мы зовём технологией.
Поэтому не удивительно, что главным протагонистом этой новой религиозной войны становится именно та область науки, что в наименьшей степени характеризуется догматической строгостью, уступающей аспекту чисто прагматическому: речь идёт о медицине, и её непосредственным предметом изучения является тело живого человека. Попробуем же выявить сущностные черты этой триумфальной веры, с которой впредь нам придётся всё чаще иметь дело.
1) Во-первых, необходимо сказать, что медицина, как и капитализм, не нуждается в особой догматике, поскольку она попросту заимствует свои основополагающие концепции из биологии. Однако в отличие от этой последней, медицина артикулирует их на гностически-манихейский манер, то есть исходя из остервенело дуалистической оппозиции. Постулируется некое божество, или злонамеренный принцип, а именно, болезнь, конкретными агентами которой выступают бактерии и вирусы, чему противопоставляется другое божество, или благой принцип, олицетворяемый, однако, не со здоровьем, но с лечением, и культурными агентами этого второго божества являются врачи и терапевтические процедуры. Но, как и в случае с любой гностической религией, эти два принципа строго разведены, хотя на практике может происходить их смешение, так что благой принцип и представляющие его доктора могут допускать ошибки и тем самым невольно пособничать своему врагу, хотя это никоим образом не опровергает саму реальность означенного дуализма и потребность в поклонении, посредством которого благой принцип осуществляет свою борьбу. Важно отметить, что теологи, на которых возложена задача корректировки текущей стратегии, являются представителями науки, вирусологии, не имеющей собственной области познания и занимающей пограничное положение между биологией и медициной.
2) Если до поры до времени эта культовая практика, как и всякая литургия, имела характер эпизодический и ограниченный во времени, тот неожиданный феномен, свидетелями которому мы с вами являемся, характеризуется своим постоянством и вездесущностью. Это явление больше не ограничивается вопросами, связанными с выбором лекарств, необходимого лечения или хирургического вмешательства: отныне вся жизнь человеческого существа становится объектом нескончаемого культового почитания. Враг, в лице вируса, постоянно находится рядом, и с ним надлежит вести бесконечную борьбу, не допускающую никакой передышки. И хотя подобные тоталитарные тенденции были присущи и христианской религии, они затрагивали лишь отдельных лиц – в частности, монахов, вся жизнь которых проходила под знаменем «неустанной молитвы». Медицина как религия наследует эту павлианскую установку и при этом переворачивает её с ног на голову: монахи уединялись в монастырях, чтобы проводить время в совместных молитвах, тогда как в наши дни служению надлежит отдаваться хотя и столь же самозабвенно, но в изоляции и дистанцируясь друг от друга.
3) Культовая практика более не является свободной и добровольной, как и не ограничивается она санкциями лишь духовного характера, – отныне она нормативна и обязательна. Столкновение между религией и светской властью отнюдь не является чем-то новым; совершенно новым, однако, представляется то, что дело теперь не ограничивается вопросами догматической чистоты, как это было во времена гонения на еретиков, а речь идёт исключительно о проблемах, связанных с отправлением культа. Светская власть призвана гарантировать, чтобы литургия медицинской религии, совпадающая ныне с жизнью как таковой, дотошно соблюдалась во всех мелочах. Достаточно очевидно, что речь идёт именно о культовой практике, а вовсе не о рациональных требованиях, продиктованных наукой. На сегодня больше всего смертей в нашей стране вызвано сердечно-сосудистыми заболеваниями, и общеизвестно, что эту статистику можно улучшить, призывая людей вести более здоровый образ жизни и быть более разборчивыми в пище. Однако никакому врачу не пришло бы в голову, что подобные рекомендации, связанные с выбором образа жизни и диеты, могут стать объектом законодательного урегулирования, в рамках которого закон предписывал бы пациенту, как ему следует питаться и какой режим соблюдать, включив тем самым всю его жизнь в сферу законодательного контроля. Однако именно это мы и наблюдаем в действительности, и, по крайней мере, на какое-то время люди с этим смирились, приняв как должное необходимость пожертвовать своей свободой передвижения, работой, дружескими и романтическими отношениями и социальными связями, а заодно поступиться своими религиозными и политическими убеждениями.
Следует попытаться понять, каким образом две другие западные религии, религия Христа и религия денег, уступили первенство – причём, видимо, без всякой борьбы – медицине и науке. Что касается Церкви, то она попросту предала свои принципы, позабыв, что святой, имя которого взял себе нынешний понтифик, отнюдь не боялся подхватить лепру и что одной из форм служения он видел посещение больных, твёрдо веруя в то, что таинство Причастия может совершаться только при личном присутствии духовного отца. Что же до капитализма, то, невзирая на отдельные протестные голоса, он смирился со снижением производительности, что ранее считалась совершенно немыслимым, ожидая, вероятно, что позже ему удастся прийти к некоему соглашению с новой религией, которая, судя по всему, притязает на то, чтобы остаться с нами надолго.
4) Медицинская религия беззастенчиво позаимствовала у христианства оставленную им эсхатологическую составляющую. Уже капитализм, осуществив секуляризацию теологической парадигмы спасения, отбросил идею конца времён, подменив её состоянием перманентного кризиса, не знающего ни искупления, ни конца. Такое понятие, как ‘кризис’, изначально употреблялось исключительно в медицинском контексте и в гиппократовском корпусе означало тот самый момент, когда врачу надлежало определить, будет ли пациент жить или нет. Теологи позаимствовали этот термин, подразумевая под ним Страшный суд, свершаемый в Судный день. Складывается впечатление, что в контексте чрезвычайного положения, которое мы наблюдаем сегодня, медицинская религия умудряется совместить вечный кризис капитализма с христианским представлением о конце времён, эсхатоне, в рамках которого постоянно осуществляется принятие чрезвычайных решений, дабы предвосхитить развязку и одновременно предупредить её, раз за разом отодвигая её и прикладывая нескончаемые усилия к тому, чтобы попытаться совладать со столь экстремальной ситуацией, – усилия, тем не менее, тщетные в том смысле, что никакие меры не смогут исключить угрозу раз и навсегда. Мы имеем дело с религией, которая управляет миром, ежесекундно балансирующим на грани, и в то же время не способна, подобно доктору Гиппократа, решить, суждено ли этому миру выжить или погибнуть.
5) Подобно капитализму – и в отличие от христианства, – медицинская религия не обещает спасения или искупления. Напротив, лечение, которое она ищет, может быть лишь временным, поскольку со злым божеством, вирусом, невозможно покончить раз и навсегда – фактически, он постоянно меняется и каждый раз принимает новые формы, причём, как принято считать, всё более опасные. Эпидемия, как следует уже из этимологии этого нового термина (demos по-гречески означает ‘народ’ как политическую общность, а polemos epidemios употребляется Гомером для обозначения гражданской войны), – концепция, прежде всего, политическая, и за ней уже сейчас угадываются контуры грядущей мировой политики – или, раз уж на то пошло, не-политики. И в самом деле, вполне возможно, что эпидемия, свидетелями которой мы с вами сегодня являемся, олицетворяет собой всемирную гражданскую войну, которая, по замечанию наиболее проницательных политологов, пришла на смену традиционным мировым войнам. Отныне все нации и народы втянуты в войну с самими собой, ибо невидимый и ускользающий враг, на которого обращено их оружие, находится внутри нас самих.
Как уже неоднократно случалось в истории, философы снова будут вынуждены вступить в конфронтацию с религией, в лице которой выступает уже не христианство, но наука – или та её часть, что приняла облик религии. Мне трудно сказать, увидим ли мы пылающие костры и индексы запрещённых книг, однако не вызывает сомнений, что те из нас, кто посвятил себя поискам истины и не готов мириться с насаждаемой ложью, будут подвергнуты гонениям и навлекут на себя обвинения в распространении фальшивых новостей (заметьте, именно новостей, а не идей, ибо новости теперь более важны, чем сама реальность!), и это происходит уже на наших глазах. Как и в любой чрезвычайной ситуации, будь то реальной или симулированной, мы снова будем вынуждены лицезреть, как невежды поносят философов, а нечистые на руку пытаются нажиться на тех самых несчастьях, которые они же сами и навлекли. Всё это уже случалось и ранее, и так будет и впредь, однако это не является преградой для тех, кто свидетельствует об истине, ибо более никто не может выступать от имени свидетеля.
2 мая 2020 г.
Джорджо Агамбен
Источник:
https://www.quodlibet.it/giorgio-agamben-la-medicina-come-religione