Тоталитарная власть в России была властью слова, — это успешно доказал Михаил Берг в «Литературократии». Другой теоретик, промышляющий между дисциплин, то есть, между строк и слов, — М.Фуко — в «Археология власти» догадывался, что если все сказанное и написанное служит Власти, что все не-сказанное, ставшее пустотой, подрывает изнутри все, что говорится. Таким образом, писанное молоком, неразборчивым почерком или шифром — антигосударственно, и чем менее шансов разгадать написанное, тем более подрывным является сообщение.
Текст способен к самооживлению, так русская литература конца 19-го — начала 20-го века породила Русскую Революцию. То есть, тогдашний читатель правильно прочитал современные ему тексты. Адекватное прочтение меняет жизнь. Не-прочтение меняет Смерть.
Письма, писанные молоком и отправленные несуществующему адресату порождают множество интерпретаций. А к чему приводит такое множество? Специалист по семиотике Г.Почепцов пишет: «Власть не любит того, что может порождать неоднозначную интерпретацию. Поэтому власть опасается литературы. Только сделав из нее производство, назвав писателей ”инженерами человеческих душ”, можно получить полностью контролируемый процесс». Неконтролируемый процесс производства текстов — давнишняя практика участников любого тайного общества.
Мы публикуем единичный пример такого письма. Следует напомнить, что все это не имеет никакого отношения к, так называемому, «современному искусству», а восходит к давней традиции «подметных» писем. Все существительные в письме, для правильного понимания должны быть изменены на противоположные, глаголы совершенного вида, ограниченные пределом, следует изменить на бес-предельные, сходства местоимений считать безосновательными. Основу крипто-послания составляют не сами элементы, его составляющие, а отношения между ними.
Вырывая из немоты данное послание и выставляя его на всеобщее обозрение, мы балансируем на грани отсутствия/не-бытия, исчезновения/забвения, смерти/еще-более-глубокой-смерти.
В тот день, когда анонимность автора и адресата заменят собой конкретных персонажей, когда все революционные тексты станут молочными реками…
«В тот день поразит Господь… и левиафана… и убьет». (Исайя, 27:1)
