Всё и ничто. На вопрос о том, что, собственно, делает из нас рабов в конформистской системе, мы, имея полные на то основания, можем с равным успехом ответить: «всё» или «ничто».
Всё, поскольку нам более не нужно выходить из дома – о нет, ведь нам достаточно только проснуться, – дабы сразу же обнаружить себя в объятиях сирен, соблазняющих нас и нами повелевающих, тех самых сирен, что образуют сегодняшний мир – в лице миллионов машин, фигур речи, привычек, мнений и поведенческих паттернов, – сирен, что окутывают нас своими чарами и напевают нам, сливаясь в оглушительный хор: «Возьми меня!», «Исполняй мою волю!», «Поиграй со мной!», – и вот, ещё до того как мы успеваем осознать, куда движемся, они уже волокут нас на своих поводках. А ведь мы и в самом деле находимся у них в подчинении, мы сами позволяем собой командовать, мы сами играем в эту игру, бросаясь в эти хищные объятия даже без всякой задней мысли. Более того: ничто не кажется нам более очевидным, чем мысль о том, чтобы купиться на этот инфернальный шантаж, как и ничто не кажется нам столь же естественным, как восприятие «нашего мира», внушённое этими сиреноподобными созданиями, и мы даже не сомневаемся, что любого, кто осмелится им воспротивиться, ждёт печальный конец. Нам остаётся лишь покорно внимать всем этим ораторам от психологии, что всегда тут как тут, возвышающиеся над всеобщим галдежом, облачившись в судейские мантии, дабы обвинять смутьянов в некомпетентности, неспособности к интеграции в социум или, страшно сказать, неблагонадёжности.
Однако мы можем принять и противоположный ответ, ничто, ибо как бы внимательно мы ни вслушивались, нам не расслышать даже самых слабых отголосков, способных навести на мысль о неком центральном бюро, которое безапелляционно требовало бы от нас, чтобы мы продолжали безропотно плыть по течению. А если время от времени нам случается впасть в глубокое отчаяние, то мы убеждаем себя, что продолжать так и впредь мы отнюдь не хотим, что это нам совершенно без надобности, что делать так мы совсем не обязаны и что никакие боги не повелевали нам отдаться этому потоку; <…> порой случается даже, что мы признаём правоту окружающих, – сам факт того, что такие же люди, как мы, плывут по течению, не оказывая никакого сопротивления, убеждает нас в их правоте.
Разумеется, мы не можем позволить себе спекулировать по поводу чужих намерений или одобрять такую позицию, однако причина того, что все эти люди не встречают наше отступничество криками одобрения, вовсе не в том, что они, подобно нам, не находят покоя из-за того, что небеса молчат и никто не укажет им свыше, как следует им поступать, – всё обстоит с точностью до наоборот, и такое их отношение продиктовано тем, что отсутствие знаков свыше служит в их глазах оправданием для такого непротивления и лишь подтверждает, что их совесть чиста. Иными словами: сколь бы неуместной или несоразмерной ни была их ярость, жертвы обрушивают её на нас лишь по причине полной своей убеждённости в том, что ярость их совершенно спонтанна, и они столь крепко держатся за эту иллюзию лишь потому, что нет никакого центрального бюро или руководящего органа, принявшего сколько-нибудь конкретные очертания, – потому что их deus <Бог> нем и вдобавок absconditus <незрим>, – и потому, что перед лицом такой неосязаемости своего Бога они ошибочно полагают, что он не существует, а это именно та ошибка, которую ожидает от них этот Бог. Истина, однако, заключается в том, что Бог этот остаётся незримым и неосязаемым лишь потому, что он знает: властью он обладает в той мере, в какой ему удаётся скрываться, а наилучший способ обеспечить эффективность его правления заключается в том, чтобы не позволить себя разоблачить.
[Примечание: иногда мы видим, что эти обольстительные создания подтверждают нашу правоту, когда, поступаясь якобы собственными интересами, они начинают утверждать, что «никого ни к чему не принуждают». «Конечно, вы не обязаны, – гласит вывеска с рекламой шляп, предназначенных для “уверенных в себе джентльменов”, – но разве это не повод меня примерить?» Тем самым сирена обнаруживает, сколь важно для неё подпитывать в нас иллюзию нашей личной свободы, демонстрируя при этом показную обеспокоенность касательно свободы нашего выбора.]
Посему:
Чем сплочённее власть, тем более безмолвен насаждаемый порядок.
Чем более безмолвен порядок, тем очевиднее наша покорность.
Чем очевиднее наша покорность, тем крепче иллюзия нашей свободы.
Чем крепче иллюзия нашей свободы, тем сплочённее власть.
Так выстроен цикличный или спиралевидный процесс, призванный держать конформистское общество в узде, – процесс, который, будучи однажды запущенным, может самосовершенствоваться автоматически.
Гюнтер Андерс
Фрагмент из книги «Устарелость человека» (1956 г.)