Хаос, в который оказались втянуты писатели и поэты Серебряного века, нашел своего Большого пророка в трагичной фигуре Андрея Белого. Когда он кружился как хлыст в своей берлинской квартире, то многие задавались вопросом: заклинал ли он таким образом хаос или, наоборот, генерировал его?
Есть мнение, что Белый заклинал хаос где-то до 1912 года, и заклинал его символизмом, а уж после генерировал его антропософией. Как бы то ни было, именно между увлечением символизмом и учением доктора Штейнера, по наитию, полученном при восхождении на пирамиду Хеопса, всего за несколько недель Белый пишет «Петербург», роман — вместилище хаоса.
За десять лет до этого — в начале века — будущий пророк в цикле «Золото в лазури» жаловался Бальмонту:
Древний хаос, как встарь,
В душу крался смятеньем неясным.
И луна, как фонарь,
Озаряла нас отсветом красным.
Далее, появляется описание хаос-пророка и хаос-ритуала:
Вот ко мне на утес
Притащился горбун седовласый.
Мне в подарок принес
Из подземных теплиц ананасы.
Он в малиново-ярком плясал,
Прославляя лазурь.
Бородою взметал
Вихрь метельно-серебряных бурь.
Голосил
Низким басом
В небеса запустил
Ананасом.
Запущенный в небо ананас, это и мир, отпущенный на волю и «лимонка» в «святые небеса». Метафора и метонимия в магии широко используются. Да и не только в магии, например, папа Пий II, не сумевший заполучить в свои руки «волка Романьи» — Сигизмунда Малатесту, сжег его in effigie (в изображении).
Говорить о «Петербурге» человеку, который не читал его — задача не из легких, так повествование идет как полемика с пифагорейской сектой питерских математиков, одним из членов которой был отец автора, ритм, размер, чередование дыхания при чтении напоминают строго отлаженную симфонию, правда, зал, в котором исполнялась бы такая симфония, представьте себе, — заминирован! И взорваться должен в кульминации вместе со зрителями, парковой и ожидающими богатых особ каретами!
Вспомним, что кареты уже взрывались в этом городе… так что, если использовать «Петербург» в своих хаос-магических перемещениях по современному Санкт-Петербургу, то можно потерять многое, но можно и найти кое-что.
Современник Белого — Константин Вагинов — это Малый хаос-пророк, он более откровенен с читателем. Например, цикл «Путешествие в хаос»:
Вихрь, бей по лире,
Лира, волком вой,
Хаос все шире и шире, Господи!
Упокой.
Вот строки о хаос-святом:
Надел Исус колпак дурацкий,
Озера сохли глаз Его,
И с ликом, вывшим из акаций,
Совокупился лик Его…
«Колпак дурацкий» это, конечно же, шутовской колпак, надев который, человек имитирует головку ленточного червя-паразита со всеми его крючьями и присосками.
У Вагинова тоже есть магический хаос-путеводитель по Петербургу, это повесть «Козлиная песнь», которая накладывает на питерский топос — топос античный, на болото — равнину, на холодный север — южную ночь, на человека — животное…
Мигнет огонек — и не Петр Петрович перед тобой, а липкий гад; взметнется огонек — и ты сам хуже гада; и по улицам не люди ходят: заглянешь под шляпку — змеиная голова; всмотришься в старушку — жаба сидит и животом движет.
Было бы интересно использовать «Петербург» Белого и «Козлиную песнь» Вагинова в хаос-психогеографии.
Х.Рам и Х.А.О.С. рекомендуют