В селе Чертовицы (Чертов город) стоит дом и еще один дом, а рядом стоит еще один дом. И вот в одном из этих домов есть и подвал и баня, и деревья рядом растут, и грядка с овощем. Ну и в остальных домах все это имеется. Только в одних домах никто не живет, а в том доме тоже никто не живет, но кто-то нахаживает! Придут, пока баня топится — смотрят на небо, на серп лунный. Огромен в те вечера серп — будто косец над жнивьем занес его! Востро лезвие, но медленно пока движение руки.
Посмотрят -посмотрят на небо, да примутся в ожидании бани чаевничать — стол вынесут во двор, накроют его — пирогами, рябушками, пряниками, — на скатерку выставят, рассядутся. Все делается молча, или шепотом будто кто-то напевает мотив простой очень. В городе Чертовицке — за старинным аэродромом — ночи тихие, в середине лета — малина крупная, на малине — клоп живет.
Те, кто наезжает в город ближе к вечеру, тянут с собой кули с водой святой, воды в Чертовицке — пакостны, тихи и в пищу непригодны. Отошли воды матери-природы. Ряской отошли, горечью дернулись, выброшен плод мертвый, в сено закопан, — за лугом — у родника. Оттого и нечисты воды.
Вот натоплена баня — жар! Близко-близко тела расселись, томятся в мареве, в пару. Квасом хлебным — дух! Слова жаркие шепчутся, дыхание глубокое, глубока глотка того, кто в самом углу глазами сверкает! Все ходят туда-сюда, из пекла — в предбанник, а он сидит — до самого утра — пока баня не остынет — глаза горят, глотка ходуном ходит. Неизвестно кто.Затянет тут в предбаннике кто песню старинную про Иванушку, про шелопутство древнее, все сидят и слушают, после и подпевать начнут, а там и затанцуют — запританцовывают. И так в бане все жар, да еще поддадут, чтоб потом упасть и лежать ничком, и только доски пахучие жаром лицо обдают. Земля дыхом сквозь пол пробивается даже — уж больно жарит банник!
Ночь после банных песен — тиха, сладка. Ворочаются в одной куче — в темноте, рука с рукой сплетается, ногами клубок завязывается. Телесный пирог многослойный, мокрый. Горит лампадушка — царица, сверкают глаза в углу горестные неведомо кого, будто знает наперед что-то.
Утром встали, как с мертвых самих — радостные, но как будто слегка оглашенны. Пошли в садик, да в огородишко — по фрукты, по овощи, да только что не возьмут в рот — все горечью отдает полынной. Горька ягода, горек овощ. Вишня красная — как грех, а на вкус, как с привкусом полынного стебля, то же и с ягодой — вроде как бы и сладка, но и с горчиной некой. Удивляются, переглядываются, — может кто ответ даст, да никто не объясняет такое явление, такое вредительство — от природы ли, чи от человеков.
Утро в день скатывается, тень становится короче, а солнце — жарче. Жар дневной — не жар банный, не имеет дневной жар пощады, — нужно в тень поспешать или в озерцо, или к корчаге с квасом холодным. Подбежали к водам прохладным, глянули в воды, а там на самом дне — Полынь-звезда лежит! Все — поганая — отравила: и воды все, и ягоду, и фрукт разный. И долго той горечи в земле пребывать, до самого Пришествия — уж точно! И избавиться от Полынь-звезды невозможно силами своими. Трактор пригоняли — не взял, все село руками за канат вытягивало — порвался канат, руки посбивали, а звезда лежит себе — как пришитая ко дну.
Разъехались по домам, а вкус вишни — полынный — долго еще нёбо будет скресть, ни водой не запить, ни водкой.
Чертовицк. Обитель окаянного.
Семен Яловик. Лето 2014