Оставалось девять месяцев до низложения. Последнее донесение пресс-секретаря сообщало, что в ночь перед суперлунием на центральной площади неизвестные вывесили ночью растяжку: «Кесарь — Антихрист!». Настораживала не надпись, а то, что провисела эта «шутка» весь следующий день, и только вечером ленивые эмчеэсники не спеша ликвидировали досаду.

Не так давно он заметил, что приглашенные на ужин богатые и влиятельные люди как-то спешно стали покидать застолье, несмотря на одуряющий шум вечернего прибоя, роскошный вид с открытого этажа виллы… внизу горели кусты какого-то тропического растения, сочившиеся благоуханной патокой… а между тем, все только начиналось и за девять отведенных ему месяцев можно было бы довольно высоко поднять ставки!

-Теперь вот в отставку подают генералы, говорят, что на покой пора. Какой покой..? Мало им что ли выделяют? Так ведь деньги берут, а сами в глаза уж и не смотрят…Кесарь — антихрист… ишь! Ну тут конечно ничего нового нет, в конце концов, наше ведомство вот уж как век борется с гитлерами и христами, но почему не антифашист тогда? Кесарь — антифашист! — Хороший заголовок! Даже для газеты!

Кесарь щелкнул пультом, бодрым голосом голова с экрана объявила, что «в колониях строго режима участились случаи замещения традиционного тату-слогана «не забуду мать родную» на «спасибо деду за победу».

— От! Вот и Эдипов комплекс среди заключенных победили ! — кесарь посмотрел в глаза своему отражению в зеркале. Прошептал зловеще:

— Смотри у меня! Если и ты сбежишь — найду и сожру. Отражение ответило преданным взглядом. Но от пытливого взгляда царственной особы не укрылся корешок новенького загранпаспорта, торчащий из кармана зеркального двойника.

Телефон почему-то молчал. Кесарь не привык звонить первым. Он подождал еще полчаса, за которые успел скомкать салфетку, поправить галстук, подойти к окну и еще раз поправить галстук, вернуться к зеркалу, взять и отложить пульт, позвать собаку. Собака не отозвалась…

Кесарь схватил трубку и набрал первый попавшийся номер. Автоответчик очень вежливо сообщил, что абонент отправился в свадебное путешествие на ледоколе и вернется не скоро, попросил оставить сообщение. Номера со второго по шестой не обслуживались, седьмой был вне зоны действия сети, восьмой о чем-то шептался с девятым, владелец десятого номера недавно возглавил оппозицию и к тому моменту был уже мертв.

Кесарь спустился на первый этаж своей виллы… позвал собаку. Подождал немного. Вышел в коридор, одним свои концом тот устремлялся в сад, вторым — упирался в маленькую дверь. Над дверью висел лепной ангел и улыбался. Кесарь уверенно направился к ангелу. Дверь открылась.

Это был небольшой подвал с земляным полом. Именно ЭТОТ подвал был лишен всего того хлама, который обычно скапливается в подобных местах. Земля приятно проминалась под босыми ступнями, крошилась между пальцами и траурной лентой забивалась под ногти. Царственные колени коснулись земли, потом чернозем принял в себя два локтя, и вот уже маленькие губы зашептали что-то в самую материнскую нежность. Кесарь не спешил, ему нужно было многое рассказать, потому, он не стеснялся и делал долгие паузы, морщил лоб и говорил… говорил…

Земля терпеливо принимала этот монолог. В конце концов, она принимала всех и каждого, и только изредка — раз в сто-двести лет, выталкивала из себя гробы праведников.

Уже прошел день, и на ужин не явились слуги, телефон по-прежнему молчал, но пока еще гудел кондиционер, источали свой аромат липкие кричащие своей похотью цветы в саду, высоко в небе пролетел одинокий самолет, оставив за собой разрез неба. В подвале, уже полулежа, кесарь все еще что-то рассказывал, всматриваясь в чернозем. Ему оставалось девять месяцев — это огромный срок, чтоб наговориться с землей.

поговорить с землей