Запись 52 минут эфира длится до трёх часов. Съёмки телепередачи происходят независимо от её эфира: так они могут организовываться как в будние, так и в выходные дни. За один съёмочный день снимаются сразу четыре передачи. Сами съёмки проходят в телецентре «Останкино».
Поток тёток напоминал ему похоронную процессию, — каждая приносила ему в дар банку солений или теплые носки, он чувствовал себя Хароном в этой бесконечной череде мертвецов, вынужденным брать какие-то бестолковые вещи в обмен на оцифровку и трансляцию их непреодолимой глупости. Они оставляли ему еду, рассказывали одинаково неинтересные рассказы о своей жизни в каком-то одном и том же селе, передавали приветы от мертвецов и приветы мертвецам.
Барабан вращали мелкие бесы, вызывая приступы головокружений и дикую мигрень. Вращение барабана будило тошноту. Он хватался за поручень и выкрикивал что-нибудь из очень ограниченного словарного арсенала ведущего капитал-шоу.
Двадцать пять лет… все эти годы вал барабана наматывал его жизнь; на каждом секторе лежало рассортированное время, — в минутах, часах, вечности. Они приходили за его временем, отгадывая согласные и гласные, исполняя идиотские музыкальные номера, рассказывая стихотворения, приводили своих детей, племянников, внуков. Римма Агафошина открывала буквы, выносила призы, старела, падала без сил в гримерке, красилась, кричала на ассистентов, плакала, красилась, открывала буквы, улыбалась, выпивала, старела, ехала домой, слушала музыку, снималась в рекламных роликах, открывала буквы… ей снилось, что она открывает уже третью букву в слове «смерть», ведущий крутил ус и подмигивал ей.
Он старался не смотреть на вращающиеся механизмы. В конце 90-х ему еще хотелось заминировать «черный ящик» или пронести в студию небольшой «узи», обладающей безобразной прицельностью, но удивительной скоростью стрельбы. Конечно, это — фантазии, вполне допустимые в любом цивилизованном обществе. Он считал себя цивилизованным человеком и старался увидеть Человека во всей этой бесконечной очереди любителей кроссвордов. Он смотрел им в глаза и ставил перед выбором: человек или видеомагнитофон? Человек или автомобиль? А может — кофемолка? Суперприз? Шестьсот очков? Шестьсот шестьдесят шесть очков? Очковая змея? Розовые очки? (такие нужны для просмотра телевизора). Человек все не шел. Тогда он стал разглядывать в вертящих барабан — смерть. Не прячется ли костлявая в старушке, протягивающей ему банку грибов? Или в стюардессе? Или в учительнице, которая получает девять тысяч в месяц?
Ген. директор канала обещал ему, что о его смерти никто не узнает, и что уже четверка «двойников» прошла отбор и готова в любой момент заменить его. Ему объяснили, что вращение барабана, как и «прощальный» концерт Пугачевой — явления одного и того же порядка, это — сиюминутное, растянутое в вечном, поддерживающее не только продолжительный президентский срок, но и, возможно, существование страны.
Подобно Эпимениду он хранил пюре бессмертия в сосуде из бычьего копыта, но так и не познал его вкуса. Он понял, что — бессмертен.