Немало шуму произвело и появление в конце 1909 года брошюры П. Карпова, крестьянина Курской губернии; она была озаглавлена «Говор зорь. Страницы о народе и «интеллигенции»». Описывая угнетенное и бесправное положение русского народа и «ужасы реакции», которые выпали на его долю, Карпов пытался переложить вину за создавшееся положение на интеллигенцию. Оказывалось, что именно интеллигенты переманили народ в города, чтобы «высосать из него здесь последние соки», ограбили его духовно и т.п. «Интеллигенты», как пытался доказать Карпов, боятся народа – «надвигающейся стихии», это «ночные совы», которые ненавидят «грядущую зарю» – «молодой, не тронутый тлением народ».
Как же преодолеть разрыв между «интеллигенцией» и «народом»? Карпов предлагал выход, поражающий своим наивным утопизмом. «Интеллигентам», по его мнению, следует расстаться с городской жизнью, переселиться в деревню и заняться там крестьянским трудом – «пойти за плугом». Только там, на лоне природы, отдаваясь физической работе, «интеллигенты» могут вернуть себе «человеческое» обличье.
Карпов всячески подчеркивал, что говорит не от собственного имени, но от лица «народа». Однако убедить в этом широкую публику ему не удалось. Книга «Говор зорь» была воспринята в целом скептически. Впрочем, раздавались голоса и в защиту Карпова. Наиболее авторитетно прозвучал голос Л.Н. Толстого, которому книга понравилась «смелостью мысли и ее выражения», что не удивительно: основными положениями своей книги Карпов был обязан прежде всего Толстому, которого называл «дорогим учителем жизни».
Карпов – фигура, отчасти родственная Клюеву. Точнее сказать, их мировоззрение питалось из общего источника. Неприятие Города, обличение «интеллигенции», «революционный» пафос, стремление говорить в защиту «народа», символика «зорь» – это и многое другое, что сближает Карпова с Клюевым, проистекало из настроений, владевших прежде всего интеллигентскими кругами. И Клюев, и Карпов не столько выражали «народную» точку зрения, сколько отображали и усугубляли то, что говорилось в те годы на заседаниях Религиозно-философского общества, что писал в своих статьях и стихах Андрей Белый, о чем дискутировали Мережковский и Розанов. Другое дело, что выходцы «из народа» имели куда большее право на выражение своего негодования против Города или «культуры». Ведь за ними действительно стояли и вековая порабощенность русского крестьянства, и уязвленное самолюбие, и униженная гордость человека «из народа», ощутившего в себе духовные силы, но лишенного возможности утвердиться в обществе.
Константин Азадовский «Жизнь Николая Клюева»
Мытарства о зависти.
Из Жития Василия Нового XVIIв