Мы всегда блевали, поэтому мы решили сделать «зин» об этом. Для нас блевание было выражением подлинной чрезмерности жизни, проживаемой с такой интенсивностью, которая запрещена в приличном обществе. Рвота в 7:00 утра в метро, переполненном пассажирами, после того как мы пили всю ночь в панк-клубах и ночных барах, была потрясающим катарсисом. Ваша голова нагревается, ваше лицо потеет, ваше тело дрожит, вы вибрируете от ног до головы, и этот выброс производит что-то в вас, своеобразное производство себя, коллективно подтвержденный взрыв против всего. Как только вы передали им обратно аффект вашего недовольства, пассажиры, смотрящие с отвращением, начинают воспроизводить ваше собственное отвращение по отношению к этому обществу.
Эти моменты создают и ускоряют нашу страсть и пере-сборку. Мы не захвачены поверхностью жизни, тела, чистотой, линейностью времени. Мы живем в песчаных городах, раскрашивая стены под мостами для поездов своими граффити, демонстрируя разбитое стекло нашей кожи, наслаждаясь чувством от прохождения иглы для пирсинга сквозь наши глаза, татуировочная машина сверлит нашу кожу. Шрамирование, резка, прижигание, рвота и секс интенсифицировали наши жизни. Рвота была кульминацией ночи, полностью посвященной участию в наиболее интенсивной, изнурительной, приятной и выразительной жизни. Секс был кульминацией интенсивности связи с другим человеком, отключения телесного контроля, лобовым столкновением с другим существом. Одновременно взрывающиеся и выталкивающие, они придавали чувство завершенности нашим стараниям: теперь я все. Сегодня я жил_а на полную катушку, превышая нормы по многим направлениям.
Рвота и секс делали нас ближе, создавая зоны непосредственной общей интенсивности. Рвота — это подобная сексу манифестация ненормативного, поток семени/заряд «идите на хуй» на пешеходном тротуаре общества. Оно выражает только свою собственную интенсивность. Это тело без органов, буквально выбрасывающее свои собственные органы, интенсивно взаимодействующее с другими телами без органов. Любовь и близость создаются в эти моменты, которые будут постыдными в потребительской культуре, где близость производится в ограниченных местах, через практики потребления — модные рестораны, дорогие подарки и так далее. Чрезмерность аффекта и близости, производимые рвотой и сексом в публичном пространстве, бросают вызов гетеронормативности и ее прямой связи с капитализмом.
Sandra Jeppesen
