Какой самый страшный призыв на земле? Режь, убивай? Сжигайте книги? Грабь награбленное? Пожалуй, всё это слишком исторично и даже мелочно. Самый страшный, пробирающий до мозга костей призыв, воплотил в своём романе «Пламень» русский писатель Пимен Карпов. Звучит он неожиданно и пугающе просто:
– Верьте всему и всем!
Верьте матереубийцам, верьте святым, людоедам, пророкам, безумцам, верьте социализму, но верьте и дворянам, а также топору, земле, крови… Верьте в святость и грех, инцест и любовь. Верьте во всё! Верьте всему и каждому, и пусть никто не уйдёт не выслушанным.
И это при том, что сам роман «Пламень», романом, в общем-то, не является. Это и не повесть, и не эссе. Это даже не литература. И хотя Блок сказал, что текст Карпова написан типографскими чернилами, кажется, что он написан землёй. Чего только стоит непонятная, странная, необычная фраза:
– Сокатал дух.
И сразу за ней ползёт столь много гадости, черно-хлебной злыдоты, крестьянских словечек, кишок, оргий, насилия, убийств, порнографии, радений, что вся структура текста отходит на второй план. Читателя кружит злой вихрь, переворачивающий страницы и носящий взгляд от массовой оргии к детоубийству. Со страниц сочится концентрированный сектантский яд, изображённый просто и бесхитростно, отчего хочется самому выть, расцарапать себе грудь и зарубить кого-нибудь топором. И вдруг, сквозь сцены ада, проглядывает сверкающий солнечный хоровод, шумят красоты родной Руси, и в светлых песнях люди взыскуют счастливого Града.
Сам Карпов происходил из старообрядческой семьи, близкой к хлыстам, что только подогревало интерес столичной публики к тексту, как будто описавшего правду. Писатель уклонялся от прямого ответа, то говоря, что все герои реальны, то, что они есть символ… Тем не менее, книжку отпечатали в 1913 году, и почти сразу же решением Священного Синода Русской православной церкви она была сожжена.
Пламень достался пламени.
Но за роман зацепилась критика. Нерукопожатный Ясинский из «Биржевых ведомостей» воспринял все кровавые сцены, как подлинные. А марксист Бонч-Бруевич, известный тем, что хотел включить в революционное движение сектантские и старообрядческие круги, назвал роман клеветой на русский народ.
Литературы справедливо замечали, что Карпов очень многое позаимствовал у знаменитого Андрея Белого. Совсем недавно тот выпустил из своих рук прекрасного и утончённого «Серебряного голубя», роман о сектантах, которому вздумали подражать неказистые, однообразные, читаемые как мантра, строки «Пламени».
Не сумел как следует подержать руку в «Пламени» и Иванов-Разумник. Идеолог скифства посчитал откровения Карпова не более чем рыночной фантазией. Он писал в статье «Жертвы вечерние»: «Вот если бы перевести его на французский или немецкий язык! Какие бы горизонты открыл роман этот среднему европейцу, который до сих пор верит в русскую «развесистую клюкву» или в салат Оливье из сальных свечей». От Пламени отмахнулись, и от этого оно лишь жарче разгорелось. Иванов-Разумник недальновидно подытоживает: «Вся эта дешевка взята автором не из жизни, а из описания «черных месс», давно уже известных в Европе».
Так было сказано в 1913-ом, а через год – война, через четыре – революция, почти сразу – Гражданская, а там каннибализм, пир, где вместо вина русская кровь, детоубийства, смерть, ставящая на лоб России бледное клеймо-язву. Как раз то, о чём яростно и самобытно писал Пимен Карпов.
И только гениальный Блок смог понять апокалиптическое предупреждение писателя из народа: «Не все можно предугадать и предусмотреть. Кровь и огонь могут заговорить, когда их никто не ждет. Есть Россия, которая, вырвавшись из одной революции, жадно смотрит в глаза другой, может быть, более страшной».
До страшной огненной революции оставалось всего несколько лет, и заслуга Карпова вовсе не в его писательском таланте, который весьма условен, а в том, что он смог уловить и выразить это тягучее, народное, по-настоящему апокалиптическое настроение. В выведенной им секте пламенников-огнепоклонников пылает дошедшее до нас русское язычество. Абсолютное зло – помещик Гедеонов проникнут духом гностицизма, и выражает город, власть, бюрократию, которая в итоге сгорает от самопожертвования пламенников. Вот она русская религиозная традиция, найденная не в пряничном византизме, а сохранившаяся в скитах и далёких таёжных углах, где вершатся тайные и страшные ритуалы.
В их пламени рождается взыскуемый святыми и грешниками Светлый Град, новое справедливое царство, которое откроется перед избранными в самом Конце. Что нужно, чтобы быть достойным Града?
Верить всему и всем.
И русские поверили. Поверили в революцию. В кровь. В порох и виселицу. Поверили и получили их сполна. А вы – читайте Пламень, будьте Пламенем. И горите, чтобы быть достойными взыскуемого Града.
