ИЗ КНИГИ «ТРУБНЫЙ ГОЛОС»
Не вытравлены, не выжжены ещё огнём очистительным наши тёмные колдовские закоулки, глядят ещё они мутным взором проклятий и беумий из иных наших деревень.
Был у меня в соседней деревушке друг закадычный Селифон, читарь сельский и прозорливец, заправила голытьбы. Жил он на краю своей забытой Богом и людьми деревни, в полуразвалившейся плетнёвой мазанке, ходил зимой и летом в одном и том же рваном кожухе и, знай, воевал с кулаками. Теперь он в тюрьме из-за кулаков.
Те, себе на уме, против Советов ни-ни, даже в ячейку записались. Но на Селифона точили зубы: бобыль, а туда же, учить настоящих хозяев вздумал, статочное ли это дело?
А бобыльство Селифона не от лени. Планида уж у него такая – бедствовать: куча детишек, мал мала меньше, больная, никуда не сползающая с печки старуха-мать, а, главное, лютая, сварливая жена, глупая баба, где же тут вольготиться?
Но это не пугало читаря: сам чорт ему не брат. Да и хозяева хоть и лютовали на Селифона, а всё же шагу без него не могли ступить. В весеннюю запашку ватаги мужиков от зари до зари колобродят по полевым загонам и саженями и вехами – делят землю. Калякают о земельном законе, о политике. И больше всех и яростнее кричит Селифон. Да и то сказать: растолковать закон невиданный, разделить господское добро поровну, без обиды – кому это по плечу, кроме Селифона? Одно слово, читарь: без него как без рук.
Ну, и молчали кулаки. Пилила только, грызла жена, лютая баба, за начитанность эту самую, за книги. И правда, с книжкой или газетиной не расставался Селифон нигде. Как достанет книжку или газету, так, бросив всё, и бежит в сборню. А завистники ехидствуют, плетут уже свою дьявольскую сеть:
— Зачитался малый… Хозяйство извелось до последнего, а он с книжками… С ума, никак, спятил…
Ничего не видел, не слышал Селифон, знай, громил скряг и богатеев и прорицал:
— Говорю вам по откровению… Всех царей и королей сгонят с тронов, судить будут. И первого из них – Вильгельма-кровопийцу… Близок час!.. Всемирная революция грядёт… Книги у меня такие особые есть, где всё это прописано… Да и газеты такие есть, особенные… Вам, дуракам, не достать…
— Колдовские книги, сатанинские газеты что ль? – ехидствовали завистники. – Ты – чернокнижник, стало-ть?..
— А хоть бы и так! – встряхивал головой Селифон лихо.
Темны лесные жители, жуть наводит на них всякое предсказание, особенно из неведомых каких-то книг и газет. Прошёл по деревушке слух, будто Селифон с нечистой силой якшается, чёрные свои книжки у них достаёт да и предрекает по ним. Больше всего шалтали об этом бабы да старики. Жена-Яга так и кричала на весь околоток:
— Снюхался с нечистью, бросить меня с детьми хочет, в город к шкурёхам уйти? Читарем стал, читарку в пары тебе надо? Я те почитаю, губитель!
Бил её уже через маяту свою Селифон – не помогло. Убежать бы в город от лютой бабы и взаправду! Эх, и что это за голь да темь деревенская, нет ей конца, да и будет ли?
— Ты не кричи… – грозил Селифон жене. – Не срами на миру. А то взаправду брошу, уйду в город.
— А-а-а!.. – взбеленилась баба. – Вон что! Книжки это всё наделали твои дьявольские! Подожди же у меня. Заявлю в комитет про шашни-то твои, живо схватят!..
Завистники кумекали, прислушивались к брани читаря с женой: дело налаживается, следить надо.
Как говорил Селифон, так и вышло; в Германии, да и во всём свете – революция, заворошка, Вильгельма ужо ловят, чтоб казнить. Предрёк по чёрным своим особым книгам прозорливец-читарь!
Только что-то о порядке часто стал он толковать. Рад он всемирной заворошке до смерти, да вот болеет о своей, русской разрухе.
— Теперь мы спасены… Всемирный пожар!.. – ликовал Селифон. – Работать теперь надо нам, прогулы навёрстывать… Порядок надо…
Хозяева-бородачи ухмылялись ехидно. Знали: в беспорядке, что в мутной воде, можно кое-что поймать. Хлебец тишком сбыть втридорога, или что… А за порядок ныне можно кое-кого и прибрать по рукам.
Ждали завистники-кулаки и дождались своего. Как-то под сердитую руку поколотил Селифон ненавистную свою, постылую бабу-Ягу. А та, не долго думая, в волость, в комитет:
— Ратуйте, благодетели наши, товарищи-отцы! Кровь мою муж выпил. С чернокнижниками якшается, мутит народ. Сама знаю… Глаза, как огни, у врага, от чёрных книжек… Заступитесь!
Нашлись и свидетели-доброхоты-завистники:
— Верно якшается Селифон!.. Этого так оставить нельзя. Потому что мы, как коммунисты-большевики, обязаны следить за всем. Черносотенец, не иначе, раз чёрные книжки. Недаром о порядках завёл он так рано. Прибрать бы его по рукам.
Назавтра нагрянули милиционеры, бумагу об аресте Селифона треплют.Собирайтесь, читарь! В тюрьму.
— За что? – вскипел Селифон.
— За черносотенство твоё, вот за что! Чёрные книжки читать любишь. С контрреволюционерами якшаешься. Садись в телегу без разговоров!
— Дураки! Кулаков послухали?
— Не кулаки, а жена твоя донесла. И коммунисты подтвердили… Которые в ячейке…
— Дураки, я сам в ячейке членом!
— А-а, мы дураки? – взъерепенились стражи. – Ты советской власти не подчиняешься? Связать его!
С гиком и свистом увозят Селифона на телеге. Завистники подзуживают злорадно:
— Так и след. Потому о порядке больно рано запел.
Пимен Карпов