ОПАСНОСТЬ «ТРАДИЦИОННОГО»

Янко Венерин

Franz von Stuck / Война 1894

Главы:
Необходимые пояснения
Метафизика и реальность
Смысл падения
Священная эпилепсия Рене Генона
Против жречества
Раздутая гордыня
Крах традиций

Необходимые пояснения

Несмотря на то, что колоссальную чистку бытия от метафизики проделал гений Ницше, жреческая власть до сих пор способна переманивать на свою сторону тех особ, что остро нуждаются в мифе. Последний, однажды понимаемый как уже неактуальная древность (к которой всё-таки не может не тянуть), рано или поздно оборачивается тем, что тотально изгоняется из сознания за счёт своей невозможности как-то выйти в саму действительность. Это ощущение известно как «утрата иллюзий», и терапевтический подход к «выздоровлению» выражается в добровольном бунте, скорейшим крушением отжившей системы. Мы и сами участвовали в этом, впрочем, с некоторой несдержанностью, поскольку сами ещё слишком молоды, что, возможно, будет более простительным фактором, чем если бы мы действительно были лютыми врагами всего традиционного. Вероятно, представленные ниже выпады лучше понимать в том ключе, что для консервативной революции методы «правых» оказались несостоятельными уже в самой своей теории.

Метафизика и реальность
Каждый с тщательностью адвоката выискивает то или иное оправдание для жизни: в придумывании самых нелепых смыслов нам просто нет равных. Кто-то, не найдя ничего лучше, только и делает, что гасит своё сознание, другие, пытаясь преодолеть его ад, увлекаются различными духовными течениями, отныне стараясь ко всему представить этот сомнительный предлог «сверх». «Сверхреальность», «сверхчеловек», «сверхвозможности» — прекрасная иллюзия, ничего не скажешь… Выскочки, возомнившие себя метафизиками, полагают, что превзошли всех и вся, что в их глобальном видении мира им нет равных. Следовало бы организовать им преисподнюю, провести их через все круги ада, дабы эти зазнайки узнали жизнь, далеко не такую священную, как им её рисует их идеализм, которым они заражены то только благодаря тому, что могут спокойно дрыхнуть, подыскав под себя очередной соблазн, наиболее соответствующий их духовному укладу. Хотя вполне понятно, что метафизика в попытках противостоять очевидности терпит явный крах, но её потребность как-то облагородить бытие, наградить его титулом тайны, сделать из него то ли сказку, то ли шизофрению, никуда не исчезает. Нам слишком хорошо знакомы эти увёртки, оберегающие нас от пропасти истины, после столкновения с коей даже самый большой жизнелюб променяет анекдот на молитву.
Метафизика сделала интересную попытку преподнести себя в качестве последней инстанции познания, и была рассчитана на тех, кто, отказываясь быть догматиком, всё же ищет себя в божественном. Из князей в грязь: в результате стало только ещё больше недовольных. Ведь как можно без зазрений совести мириться с современностью после того, как самые ярые поборники метафизики показали её нам в качестве антитрадиционной, тем самым лишив аромат распада, к коему мы только-только стали привыкать, всякого очарования? И как можно продолжать существовать как ни в чём не бывало после того, как метафизика отняла у нас последние иллюзии на счёт постхристианского мира, прелесть коего мы находили как раз в его атмосфере всеобщего и, можно даже сказать, «общеобязательного разложения»? К чтению такого автора, как Генон, нас толкают суицидальные наклонности. Не стоит путать мистику и метафизику: первая отвечает всем нашим самым глубинным запросам ереси, тогда как вторая покоится на очень хорошо завуалированном систематическом мышлении, таким образом внося в наши динамические смятения свой статический порядок. Метафизика никогда не являлась чем-то другим, кроме особого способа мыслить – в реальности же не сыскать и её следа… Это очень льстит нам – считать себя выше «профанов» только за счёт посвящения в некие «мистерии». Было бы слишком логично становиться ярым поборником традиции после знакомства с соответствующей литературой. Пока реальность остаётся фикцией сумасшедшего бога, ереси манихеев куда ближе лежат к душе, чем пустые упования на Золотой Век.

Смысл падения
Я не перестаю поражаться глубокой наивности некоторых людей, уверенных в том, что человек якобы должен стать не меньше чем богом, сопротивляясь лавинам деградации, атакующей его со всех сторон, вытекающих напрямую как из хаоса современности, так и из оснований самого бытия, неприкрытое скольжение вниз коего почему-то игнорируется традиционалистами, что тешат себя иллюзиями, создавая идеалы, соответствующие избранному ими методу ненадёжного противостояния. Вдохновившись громкими наставлениями мэтров традиционалистов, они усматривают в человеческом падении нечто, чему необходимо всячески противостоять, тогда как на деле оказывается, что спасти нас могут только ароматы разложения, вдыхаемые от бесконечного наслаждения поэтапной деградации, ожидающей каждого (будь он хоть самим богом) кто вступает во владения материи. Тому, кто заточен в тело, спасение противопоказано, а о свободе не может быть и речи. Особые умники на письме всё устраивают так, чтобы вы поверили, будто они действительно просветлённые, что они стоят куда выше вас на «лестнице духовной иерархии» (одна из тех фантастических вещей, что легко рождается в край воспалённых мозгах). Вестись на подобные манипуляции может лишь откровенный идиот.
Персоны жреческого типа любят дразнить простых смертных своей эрудицией, инаковостью, а когда они давят своим могучим интеллектом авторитетных умов, это, видимо, доставляет им нереальное удовольствие, оргазм высшего свойства. Так что забросьте всех этих высокомерных авторов, горлопанящих во всю глотку, будто они одни единственные знают истину, автоматически записывая всех, кто не согласен с их мнением, в лагерь «профанов» — всё это исходит от не особо скрываемого пафоса и непомерной гордыни, чрезмерное развитие коих говорит лишь о каком-то внутреннем дефекте и упущенных возможностях, видимое и показное равнодушие к которым обусловлено злостной человеческой природой, дошедшей до своей крайней точки, и с сильнейшего отчаяния начинающей пестовать глупость, скрывающуюся за псевдоинтеллектуальным покровом, а навязывание своих заблуждение говорит лишь о поражении последней инстанции, когда человек уже настолько далеко расположился от рая, что категорически не признаёт возвращения к естественной простоте, ещё сохранившейся, например, в среде сельских жителей, как и среди тех редких людей, чьё знание исходит из незамутнённого понимания бытия, а не от начитанности, искусственное насаждение которой лишь аннигилирует дух, содержащейся куда больше в экзекуции падения, чем в подозрительной «тяге к саморазвитию».

Священная эпилепсия Рене Генона
Пожалуй, по пламенной ереси с ним не может сравниться никто: ни первые гностики, ни манихеи, ни даже катары. Запад, вызывавший у него столь обильные конвульсии, заставил растратить его весь свой пыл на критику современности. Будучи посвящённым (как он утверждал), он почти не оставил подлинно посвященческих трудов, что позволили хотя бы немного прикоснуться к Единому, неоднократно им воспеваемому. Простофили тут же без раздумий примкнули под флаг, поднятый этим возможным агентом контриинициации (непонятная история с его последней книгой, где он сам в этом признаётся – предположительно, запрятана где-то в Египте). Более серьёзно настроенные интеллектуалы восприняли его «откровения» как анекдот, который можно рассказать случайным собеседникам, распивая аперитив. Имея здоровые инстинкты, свойственные любому лютому поборнику религий («святая инквизиция» представила этому высшие свидетельства), Генон то и дело был занят одними нападками на всех и вся. Не признавая никаких авторитетов, кроме своего собственного, несомненно, он обладал «манией величия», но это самовосхваление вполне оправдано – всё же лучше, чем слушать речи унылых упадочников! Его спасение состояло в заблуждении, будто бы битва за счёт теоретических спекуляций может быть выиграна, тогда как на самом деле всё обстоит ровно наоборот. Это понял Эвола, но всё же продолжил пестовать миф Традиции, следуя логики абсурда, наиболее полно отражающую нашу жизнь. Без столь благотворного ослепления Генон наверняка бы даже не осмелился взяться за перо и бумагу, а уж тем более – за уничтожение всего, что шло вразрез с его мировоззрением. Характерный для него эпилептический стиль (в его текстах буквально тонешь, даже не зная когда сможешь выбраться из них наружу) выдаёт в нём некий надлом, безусловно интересный для многих, кто, как и он, подвержен головокружениям. Без писательских талантов такая участь приводит либо в дурку, либо в петлю. Без наличия и тени иронии и патологическом отсутствии чувства юмора это же неизбежно ведёт к созданию собственной идеологии, механизм появления коих Ницше видел в плохом желудке, а Чоран – в бессоннице и невыносимых продолжительных болях. Генон, очевидно был серьёзен в своих намерениях до конца своих дней: чтобы проявить ещё большее отвращение к столь ненавистному ему «материалистическому Западу» он сначала принял ислам, а затем и вовсе перебрался жить в Каир. Безумец внутри него радовался при соприкосновении с пустыней… Ибо какое место подойдёт лучше, когда тебя одолевает жажда апокалипсиса, который ты начинаешь видеть повсюду, делая миру, а заодно и самому себе безжалостный приговор? Всю свою сознательную жизнь Генон только и делал, что изничтожал в себе последние остатки чего-то священного, «человеческого» если угодно. Без причащения к определённой религии подобная операция опасна и может свести с ума, что и случилось в ситуации с Ницше. Слабость же нашего нового пророка состояла в том, что он отказался принять своё одиночество до конца, и чтобы не двинуться рассудком при таком то в край нестандартном уме (что ещё мягко сказано), он искал общества, вступал в различные организации, завёл семью и… молился Богу. А также: просто хотел высказаться, дабы сверхвысокие напряжения энергий не разорвали его изнутри. В этом он похож на нас, со всеми нашими иррациональными страхами и инстинктивными зацепками за что угодно, лишь бы почва окончательно не ушла у нас из под ног.

Против жречества
Когда ведёшь жизнь наблюдателя, то рано или поздно переходишь от судорог внешнего мира к подёргиваниям собственных внутренностей. Ни с того ни с сего вдруг выясняется, что они, с тех пор как стали так же рационализированы как и мы, тоже ведут двойную жизнь, что и они наблюдают, причём, за нами… Их слишком тревожит наше выведенное из равновесия состояние, и они начинают трястись, трястись, пока мы наконец не падаем в эпилептическом припадке… И тогда наша душа выходит вместе с пеной из нашего рта во внешний мир, и растворяется в нём, как мы растворяемся в своём бреду, высшая степень коего известна как «просветление».
Самое сильное помешательство всегда неявно – оно любит прикрываться маской какого-нибудь пророка, напыщенные речи коего только раздражают нас, поскольку власти своевременно не позаботились о том, чтобы упечь его в дурдом. Но с тех пор как безумие возвелось в норму, на них больше не обращают никакого внимания, церковь не устраивает на них гонений, как на еретиков, и они свободно плодят свои бред, попутно туманя мозг остальным смертным, чье безумие, не дотягивая до их уровня, вынуждено сдаться при первом же столкновении со степенью, выше собственной. Так происходит превращение в фанатика, когда человек себе уже больше не принадлежит. И вместе с его личностью жрецы сжирают его время, пространство, короче, его одиночество… И тот, кто догадывается, что под «одиночеством» подразумевается вся присутствующая в нём сакральность, непременно увидит того, кто поддался религии или какому-либо течению, в свете смерти: убивая в себе наблюдателя и становясь кем-либо, мы вместе с тем теряем последнюю свободу, выражающуюся в сохранении широты взглядов, следующих за скептицизмом, коего многие не выдерживают и променивают на пошлое «спасение».
Но чему, спрашивается, спасаться в этой безнадёжной плоти, временами впадающей в обморок идеализма? Пустота её составляющих настолько же очевидна, насколько и нежелательна для взглядов, приличествующих лишь одинокому палачу, кому некого казнить, кроме себя самого… Впрочем, незачем делать и это, когда падаешь в предельные глубины своего «я»: взору там открывается столько слепой механики и совершенного произвола, что ужаса, вынесенного оттуда, хватит как минимум на десять тысяч вечностей… Ничего на свете так не боятся наши инстинкты как угодить в первозданный мрак. Покуда существует жизнь, безмерное количество бездн поджидает того, кто жаждет возвышения. Но это чистейшей воды иллюзия: будто бы можно достичь божественных владений, не утратив при этом рассудка. Первые, кто избираются адом, это все те беспокойные натуры, кого категорически не устраивает бытие так как оно есть. Глубоко трагична участь тех невинных душ, что тщетно пытаются подлатать непоправимое, задать царящему повсюду безумию какое-то разумное направление… Попытка трансмутации грязи жизни в чистое золото, в конечном счёте, приводит к тому, что эта крепчайшая иллюзия «улучшения» изо дня в день не даёт вам покоя, заставляя постоянно терзаться мыслями о скрытых источниках, тайных инициатических организаций, получив посвящение в коих вы якобы разом решите все свои проблемы, взвалив всю ответственность за свою жизнь на плечи бога или иных высших сил… А ведь нет ничего проще, чем отказ от собственной индивидуальности, поскольку именно она как таковая напрямую связана со злом и страданиями, кои мы вынуждены таскать с собой повсюду, безо всякой возможности скинуть сей непосильный груз хоть на секунду. Поэтому и была придумана такая уловка, как мистические ордена, где самый несусветный бред тут же превращается в таинство, любой изъян – в совершенство прокажённого, а дичайшие из наваждений – в новый культ. Человек настолько пронизывается дрожью, что готов поклоняться чему угодно, даже самому нелепому мифу, лишь бы его избавили хоть на мгновение от злосчастной необходимости быть самим собой: что уж говорить о тех, к кому без всяких раздумий примыкают под лживым покровом обещанной вечности? Посмотрите на основателей религий и каких-либо течений, внимательно вглядитесь в их красивые, но пустые речи, громкие, но абсолютно бессмысленные, и вы тут же прозреете относительно всего фарса «посвящения», этого ансамбля утончённейшей глупости, на которую можно решиться почти не пятная свою репутацию гражданина мира, ведь традиционализм это самый завуалированный вздор, величайшее мракобесие в истории, высочайшая степень помешательства. А ведь истины, предлагаемые им за норму, невольно льстят нам, делают большой комплимент сидящему в нас подростку, что категорически отказывается принимать этот мир в чистом виде (под предлогом той же пресловутой «современности»), и опасность этого кроется в том, что, безмерно разрастаясь, он становится хронической болезнью, которую уже не излечит ни один психиатр. Так что как только вы вдруг подмечаете у себя вирус генонизма, эволизма или дугинизма – тут же бегите к врачу, не откладывая эту тревожную «лихорадку по древности» на потом! Пускай пропишет вам успокоительных, а если не поможет – всегда есть такая возможность, как трудотерапия: уж шестидневка на стройке от зари до зари вышибет из вас всю дрянь, причина коей всегда находится лишь в вас самих, как бы вы не оправдывались на сей счёт, какие бы сложные логические цепочки не составляли. А весь секрет тут очень прост: невежда, будь он хоть посвящённым самого высшего ранга, всегда узнаётся по тому как он реагирует на эпоху, в которой ему приходится жить – если сыплет на неё проклятиями, подвергая её беспощадной анафеме, значит перед вами никто иной как жрец, искусно использующий любые, даже самые неуместные предлоги, дабы отбить у вас вкус к жизни, и тем самым поставить себе на службу, с помощью вас преследуя свои цели. Такой крайне бесцеремонный подход говорит лишь о крайнем несчастье их реализатора. Других они разоблачают лишь затем, чтобы усыпить вашу бдительность, ловко нейтрализовать ваши варварские инстинкты, что ранее всячески отказывались подчиняться тому или иному ревнителю истины, предпочитая предаваться здоровому бунту. Но жрец всегда жалит в пятку, как змея: на него всегда натыкаешься случайно и непреднамеренно, так что его яд продолжает течь в вас, даже если вы покидаете его носителя. Дабы закабалить вас окончательно, он то и дело по поводу и без повода сыплет баснями о том, что духовенство обладало изначальным, непререкаемым авторитетом, так что получается, что и восставать против него нечего, а следует только слепо преклонить перед их высочеством колени. Неслыханная дерзость! Теперь понятно почему варвары более всего не выносят духовного владычества – оно ущемляет их в свободе, делает рабами на побегушках, заботящихся лишь о том, чтобы нашим дорогим жрецам было комфортно, ведь они «нечеловеческого происхождения» и с самим богом на «ты», так что и он не является им помехой в их кровожадных деяниях: главное, чтобы всё согласовалось с «его волей», а уж её то можно толковать как вам будет угодно! Ведь Ветхий и Новый Заветы представляют собой два противоположных полюса, зло и добро соответственно, жестокость и сострадание, бодрость и бессилие…
Что насчёт духовенства, так ортодоксы, откидывая в сторону всякие приличия, настойчиво уверяют нас в том, что согласно некоей «иерархии», им и только им полагается занимать самые привилегированные места, не иначе как мёдом помазанные, т.к. того требует их «великое дело» по удержанию баланса во вселенной, так что если их заставить работать, то тогда и планета сойдёт со своей орбиты. Ну не смехотворны ли подобные притязания? Надо бы прямо заявить, что выродок жрец заинтересован лишь в возможности продлить столь излюбленное им безделье, отсутствие всякого труда, ведь его хилый и беспомощный организм не способен выдержать каких-либо нагрузок, потому как он непрерывно занят «работой мысли», иначе говоря, тем, что уничтожает эту жизнь, делая её невыносимой, вместо того, чтобы её по-настоящему созидать. Так что если вы вдруг встретите бесцеремонного жреца, не раздумывая режьте его – пускай опарыш захлебнётся в собственной крови, которая всё равно не покроет тот её объём, пролитый им через других, невидимым и самым коварным образом воздействовавший на них путём собственных разочарований, разрушительный характер коих может разом прикончить волю к жизни всех тех несформированных личностей без хребта, кои при более благоприятной, антижреческой обстановке могли бы расцвести в полную силу, но под влиянием священников, этой гигантской аномалии жизни, так и остались в личиночном состоянии.

Раздутая гордыня
Молю всех богов лишить меня разума, а вместе с ним – разорвать в клочья сознание, приносящее столько бед, что человеческое сердце просто не в силах их вынести. В самом деле, рефлексирующее животное – самое ненормальное из всех. Оно дискредитирует свой вид, предаваясь спазмам размышлений. В таких случаях вещь, на которую мы направляем свой взор, уже не так важна, ведь сознание уничтожает всё без разбора, стоит ему только стать активным. Одновременно подпитываясь иллюзией своего возвышения, оно безмерно растёт, в итоге превращая своего носителя в несносного и безмерно тщеславного гордеца. Тогда он начинает кичиться своими знаниями, кривляется перед другими смертными, понижая их автоматически в ранге, какой бы выдающейся природы ни был человек, встречающийся ему на пути. Весь культурный багаж, собранный такими непомерными тысячелетними трудами, является для такого монстра ничем, пустым хламом, от которого он отмежёвывается с презрением, дабы погрузиться и дальше в своё помешательство. Для этого чудовища, «посвящённого», ничего святого больше не остаётся, кроме тех вещей, что льстят его самолюбию, обещая тому благополучное существование и посмертно.
Что может остановить этих выскочек, «инициатов» в их заблуждении, будто истина принадлежит целиком лишь им одним? Тут не сыскать и следа трансгрессии, а пованивает самым что ни на есть «слишком человеческим», доходящем иногда до таких масштабов, что не заставляет себя долго ждать надвигающееся слабоумие. А что есть традиционализм, как не это…

Крах традиций
Имеющиеся в нас пороки настолько важны для нас, что без них мы бы очень быстро скопытились, а там и глядишь, вдарились в какую-нибудь пошлость «посвящения», этакую идеалистическую парадигму, несовместимую с нашими слабостями и изъянами. Безо всяких преувеличений: зло во истину питает нас, даёт все необходимые силы к тому, чтобы здравствовать и процветать. Стоит нам только избавиться от своего внутреннего демона, как мы тут же ужасаемся бесплодию и пустоте, кроющихся в жизни ангела, лишившего бытие его притягательной грязи, в коей мы любим изваляться, стремясь к ней всякий раз с особым извращённым удовольствием, с улыбкой маньяка купаясь в самых вонючих нечистотах. Человека, собственно, ничто так больше не увлекает, как возможность безмерно упасть, обрести статус последней скотины, что будет кривляться сквозь безумную улыбку, гордясь тем, что к нему не прикасалась рука бога, что он «сделал себя сам». Но у этой свиньи, так похожей на нас, иногда случаются физиологические сбои, и тогда она начинает претендовать на мистицизм и познание Абсолюта. Высшая непостижимость: разве видано такое, чтобы какая-то мошка или блоха претендовала на то, чтобы сравняться с богами, а то и превзойти их? Появись у ней сознание, она тут же возомнила бы о себе такое, чему изумился бы самый нескромный тиран.
Что прикажешь думать о соображениях Генона касательно инициации? А его мысли о посмертных переходах, где самая страшная участь ожидает нас, бестолковых «профанов»? Что за мания самовосхваления преследует всех этих авторов, мнящих себя выше всего человечества? Да даже Ницше выглядит робким юнцом на фоне некоторых традиционалистов.
Эвола был куда более адекватен в восприятии реальности, чем его шизофазичный дружок, Генон. Категорически отказавшись от каких бы то ни было иллюзий, сохранив при этом аристократическое достоинство, он не позволил себе такую роскошь, как погружение в самый несусветный, метафизический бред: инстинкты в нём говорили, что ни до чего другого, кроме психиатрической лечебницы, это не доведёт. Поэтому Эвола был человеком во всех отношениях здоровым, раз его бунтарский дух не умолкал до самой смерти, так что он даже отказывался от предложений некоторых «посвящённых» пройти инициацию, что Генон бы наверняка воспринял как смерти подобное поведение, что, впрочем, не удивительно, судя по тому, что последний от дрожи забился в уютный кокон ислама как какой-нибудь опоссум, коего в любой момент может сожрать эта хищническая современность. Как не прыснуть от смеха, когда встречаешь пассажи отца традиционализма, тщательно восхваляющие религию, а пуще того – эзотерику? Можно ли вообще воспринимать подобное всерьёз? Мы продолжаем читать этого непонятного нам человека из любви к байкам, причём, байкам довольно высокого прошиба, «не обывательского» так сказать. Россию, столь падкую на всяческую фантастику и чудеса (в связи с особой ментальностью, сложившейся в результате её угнетённого и бедственного положения на протяжении чуть ли не всей истории страны) продолжает кормить баснями человек, понявший как сыскать признание у народа – Александр Дугин.
Если внимательно поразмышлять о причине крайнего европейского равнодушия к метафизике и тому подобным вещам, то можно увидеть, что происходит это отнюдь не из-за «духовного упадка» (было ли вообще чему падать?), а всего только из-за материального благополучия, достижение коего навсегда гарантирует непробиваемое презрение что к Богу, что к какой бы то ни было «духовности».
Испокон веков, не всегда себе в этом признаваясь, мы с завистью глядим на Европу, на её ускоренное развитие, так что после развала СССР не стали оттягивать с тем, чтобы перенять на себя её политико-экономическую модель. С присущей одним лишь русским черте «догнать и побороть врага», мы эпилептически пыжимся приспособиться к европейскому темпу и насадить его во все сферы жизни лишь затем, чтобы переплюнуть Европу по помешательству на скорости, доказать себе, что, несмотря на её традиционно установившееся превосходство, мы всё же можем пойти куда дальше в тех заблуждениях, коими она заразилась ещё со времён Ренессанса. «Возврат к корням», о коем так воздыхают все люди консервативного толка, в новом мировом порядке произойдёт как раз не в революции, а в том моменте, когда Россия станет озападненной до такой степени, что сама Америка ужаснётся такому повороту событий так, что даже начнёт считать себя «более духовной». В ответ на брошенный ей вызов, она кинет все свои силы на то, чтобы достичь такого уровня пошлости, чтобы сами боги попадали с небес, глядя на тотальное легкомыслие, расплывшееся по всему континенту так, что даже животные, пожалуй, начнут отпускать там непристойные шуточки. Но Россия из-за своей исторически сложившейся лени уже не станет препятствовать Америке в безудержном стремлении той к последней степени тривиальности и избитости. Так праздность, эта спасительная слабость, способствует сохранению кое-каких устоявшихся форм с тем, чтобы человек не истратил все имеющиеся у него запасы и не выдохся окончательно.
Существует ли более печальное зрелище, чем человек, опустошённый «реализацией»? Мы являем собой мощь в той мере, в какой находимся в преддверии жизни, а не в ней самой. Так что выпячиваемая гордыня «посвящённых» ничем не отличается от самомнения «рабочей пчёлки»: никогда не стоит упускать из виду древнюю максиму, согласно которой каждый человек заражён тем бредом, что наиболее полно соответствует его индивидуальности, даже когда последняя мыслится превзойдённой (что являет собой особую форму бреда, как и всё то, от чего мы, как полагаем, «освобождены»). Если Генон вдруг признался бы себе в своих заблуждениях, он бы тут же сложил оружие, и тогда мы получили бы неисправимого скептика, лишённого высшего покровительства безумия – он бы ничем не отличался от нас, обезьян, имеющих несчастье быть человеком. Но если вы всё же категорически не желаете выходить из поры детства, всячески отказываетесь покидать это дивное время таинств и мистических приключений, изучите биографию такого человека как Рене Генон и, не останавливаясь ни на секунду, бейтесь в священных припадках, конвульсируйте на каждом шагу и изрыгайте, изрыгайте из себя Абсолют, выблёвывайте свою «тонкую организацию» в мир, этот громадный сумасшедший дом, где, какую бы чушь вы не несли, вас всё равно признают за своего: покуда в нас живёт еретик, мы – заодно с человечеством. А вот стоит нам отправить его на костёр и заняться саморазоблачением, как мы тут же становимся изгоями в обществе и отщепенцами мира, отныне занятыми лишь своим одиночеством, в коем не сыскать и следа радости, если выступаешь по отношению к своим соблазнам как банкрот, как провалившийся предприниматель. Так что пока у нас сохраняется пена изо рта, пока мы не выписываемся (или нас не выписывают) из психиатрической клиники, имя которой «жизнь», мы сохраняем все шансы на то, чтобы и дальше проламывать стены своей или чужой головой, валяться в утробной позе, подёргивая конечностями, поддерживая таким образом своё помешательство на должном уровне. А если мы заглянем в «острое» отделение, то там мы увидим случаи совсем запущенные – мы увидим там «здравомыслящих»!
В самом деле: есть ли кто-либо более несносный, чем мудрец, хвастающийся тем, что истина находится в его руках? И не самыми ли скучными испокон веков были все те, кто имеет строгие убеждения или строго придерживается определённой доктрины? Добавьте чуть-чуть критики, и последние рассыпаются в прах, не преминув обнажить всю содержащуюся в них смехотворность. Невозможно читать таких авторов, как Генон, без чувства крайней скуки и сильно одолевающей зевоты. Ужасы, которые он нагоняет, не способны затронуть нас, ведь к традиционализму мы относимся так, как подобает человеку, лишённому иллюзий: недейственная форма мышления и не более того. От нас не ускользает вся жалость болезненного Генона, его тщательно скрываемое бессилие. Потерпев жизненный крах, он изобрёл особую формулу бодрости, позволившую ему не наложить на себя руки в тот миг, когда он окончательно разочаровался в жизни, и вскоре стал нападать на неё подобно тому как Ницше нападал на нигилизм, только на этот раз, в целях оригинальности, была избрана современность.
Генона презирали вполне заслуженно, ведь он по любому поводу, тут и там, кстати и не кстати, низводил всех смертных до уровня ничего не смыслящих клопов. Ему бы заниматься собой, коль он и вправду чувствовал себя выше самого Господа, так нет же: нужно же раздражать человечество, всячески подгонять свою манию величия, дабы вдруг в приступе трезвости не осознать своё крайнее ничтожество и случайность появления на свет – непростительнейшая черта и самая оплошная ошибка из всех возможных. При таком наборе данных нечего и рассчитывать на иное отношение, нежели чем как к негодяю.
Тот, кто не приобщился напрямую к безумию – всего лишь жалкая пешка, всерьёз воспринимающая реальность. Вселенная ахинеи куда более удивительна, чем мусорные миры, в коих барахтаются «посвящённые». Шизофрения последних – это несвязная речь лунатика, и не столь важно, что помешательство на мифах иногда облачается в безупречную логику. Неприятный то запашок всё равно остаётся, и он полностью дискредитирует серьёзных умов в глазах их читателей. Генон, ни капли не стесняясь, выставляет себя на посмешище! Похоже, ему нравится роль отдушины, этакого принципиального мазохиста, находящего извращённое удовольствие в анафемах и проклятиях, изрыгаемых им в адрес современности.
О чём же нам говорит его неуёмный догматизм? Не о том ли, что его съехавшему разуму не видать конца и края? «А может быть он вполне нормальный и только прикидывается придурком?» — спросите вы. Но нет: в трудах этого слабоумного не сыскать и следа юмора, не говоря уже о хорошем анекдоте. Похоже на то, что он всерьёз верил в то, что выблёвывал его больной рассудок, не подвергая свою ересь тщательному анализу, который бы испепелил его, убрав все имеющиеся иллюзии на счёт излагаемой им эпилепсии. Бесспорно, он ужаснулся бы, узрев монстра в себе, а не во внешнем мире! Но такая операция требует неимоверного мужества, начисто отсутствующего у нашего слабака, только и делавшего, что убегавшего в пустыни от той дрожи, что вызывал в нём мир, а именно – современный мир, то есть наиболее безопасный из всех бывших до него эпох!
Современность уступает Традиции?.. Тогда придётся уходить в пещеры, и вонять там, а не здесь, в дивном новом мире, что требует совершенно иных подходов, дабы понять суть происходящих в нём процессов. Традиционализм – это высший позор для культуры, тёмное пятно цивилизации, крайне живучий аппендикс, который бы неплохо уже вырезать, раз он не перестаёт горлопанить во всю глотку и ныть о «старых порядках»! Так или иначе нам приходится быть в разы скромнее жречества. А то наверняка найдётся какой-нибудь кшатрий, что с удовольствием врежет по нашей крайне самомнительной харе!

Июль-август 2015-го

глава из книги

ТОТАЛЬНЫЙ КОНТРОЛЬ