АНДРЕЙ БЕРМАН
КОЗЛОВСКИЕ ПРОРОКИ
Цель настоящей статьи - исследование двух общин деревенских мистиков, существовавших в с. Козловка, в конце XIX в.
Село Козловка входило в состав Курмышского уезда, в свою очередь бывшего в начале в Нижегородской, а затем Симбирской губернии. Курмышский уезд, наряду с Арзамасским и Алатырским со второй половины XVII в. был пристанищем разного рода религиозных диссидентов. К началу XVIII в. следует отнести появление здесь мистического движения "людей божьих" или хлыстов. Рассмотрение первоначальной истории хлыстовской секты не входит в нашу задачу, скажем только что в Нижнем Новгороде в первых годах XVIII в. жил один из руководителей секты, отставной солдат Прокопий Данилов Лупкин.[i] Из Нижнего Новгорода секта распространилась вниз по Волге.
Хлысты Курмышского и Алатырского уездов в народе назывались "богомолами". Это название встречается еще во время первого следствия о хлыстах в 1733 - 1739 гг.[ii] В 40-х годах XVIII в. "богомолом" называли одного из первых алатырских пророков, крестьянина д. Солдатской, столетнего Ивана Пименова " за то, что он ходит по ярмаркам и торжкам для моления".[iii]
Стержнем учения всех мистических сект было признание возможности для человека стать вместилищем божества. Источник подобных воззрений следует искать в православном учении об обожении. В Священном Писании более чем достаточно текстов, которые могут быть истолкованы в хлыстовском духе. Например, апостол Павел говорит: "Я сораспялся Христу, и уже не я живу, но живет во мне Христос" (Гал.1,20), или "если Христос в вас, то тело мертво для греха, но дух жив для праведности" (Рим.8,10). Подобные тексты постоянно читаются в церкви на литургии и любой благочестивый крестьянин, регулярно посещавший богослужения, мог решить про себя, что в него уже вселился Спаситель, а это значит что он уже не какой-нибудь Иван Тимофеевич, но сам Иисус Христос. Как заметил А. Панченко "наши знания о русской крестьянской христологии и агиологии остаются очень неполными и, возможно, хлыстовские и скопческие "христы" вполне (или хотя бы отчасти) соответствовали мировоззрению народного христианства".[iv]
Итак, появление хлыстовщины в Козловском приходе нужно, по всей вероятности, отнести к XVIII в. В первой половине XIX в. козловских "богомолов" возглавлял крестьянин смежной с Козловкой д. Устимовки (или Устиновки) Фрол Иванов, считавшийся "пророком".[v] В 1863 г. жители д. Устимовки Сергей Федоров Конкарев и две девицы Потаповы проходили по делу "О крестьянине с. Порецкого Иване Мусорине, члене какой-то секты".[vi] В 1893 г. за принадлежность к хлыстовщине судилась крестьянская вдова той же деревни, семидесятилетняя Анна Григорьева Кузина (урожденная Курягина).[vii]
В Козловском приходе "богомолы" особенно были распространены в деревнях Устимовке и Колычевке. В 1890 г. священник Александр Соколов составил список из 33 известных ему сектантов (приводим в приложении). Из списка видно, что основу секты составляли пожилые женщины. Средний возраст сектантов - 55 лет.[viii]
Свои тайные собрания местные "богомолы" устраивали в нескольких домах, где имелись для этой цели особые избы. Во время собраний посторонним подойти к избе было невозможно. Собирались обычно ночью, накануне больших праздников - Пасхи, Рождества Христова, Крещения, и поэтому на праздничной заутрене не бывали, а являлись в церковь только к началу литургии.
"Богомолы" отличались наружным благочестием, старались посещать каждое богослужение, во время постов исповедовались и причащались. В престольные праздники обязательно приглашали священнослужителей для молебнов, встречали очень ласково. Когда священник пытался вызвать их на беседу, то слушали внимательно, ни на что не возражали, а потом говорили: "Благодарим вас батюшка за то, что вы учите нас неразумных, темных людей, вы наш пастырь и наставник и мы должны слушаться вас". Свою принадлежность к секте решительно отрицали. Молились они двоеперстно, поворачивались всегда "посолонь".
Дома "богомолов" отличались чистотой и опрятностью, среди икон часто встречался образ "Всевидящее око", которого у других крестьян не было. В своем внешнем поведении сектанты отличались строгостью и воздержанием: в церкви клали низкие поклоны, со всеми обходились ласково, не сквернословили, не употребляли алкоголь и чай, но очень любили сладости. Одежду они носили обычного крестьянского покроя, но избегали ярких расцветок. Мужчины носили шапки особого фасона - высокие, с углами как у кучеров. По шапке можно было отличить "богомола" от православного. Женщины и девки никогда не надевали серьги и бусы.
Как и все хлысты "богомолы" отрицательно относились к браку и деторождению. Вступившие в секту никогда не женились, а для сожительства брали в дом женщину из той же секты. Наставник местных сектантов, пожилой грамотный вдовец (видимо Андрей Тихонов Сенотов) имел даже двух сожительниц. Своих подруг "богомолы" называли "голубками". Детей "богомолки" не рожали никогда, или вследствие действительного воздержания или употребляя средства контрацепции. В тот дом, где родился младенец, сектанты могли войти только по прошествии 6 недель, на тот же срок отлучался от собраний "богомол", в доме которого родился ребенок. Такое отношение к браку отрицательно сказывалось на демографической обстановке в сектантских деревнях. Так, по подсчету козловского священника Александра Соколова, за 30 лет с 1859 по 1889 гг. прирост населения в хлыстовской деревне Колычевке составил 28%, тогда как в д. Мочкасы, свободной от сектантов - 115%.
"Богомолы" пытались заниматься прозелитизмом среди православных. Они говорили: "Иди к нам, у нас уже больно хорошо. Если ты поступишь к нам, то не только ты, а даже и все твои родственники получат Царство Небесное. Если в чьем-либо роду нет ни одного "богомола" тот весь род погибнет". Для принятия в секту новичка, по некоторым сведениям, приезжали единоверцы из Москвы, сами местные сектанты так же часто и подолгу отлучались из деревни.[ix]
Однако не только хлысты вызывали беспокойство местного священника Александра Соколова. В 1874 г. в д. Устимовке поселился некто Фрол Иванов, которому в то время было 22 года. Родился Фрол Иванов Захаров в д. Шуваловка 11 августа 1852 г.[x] Прежде Фрол Иванов служил ключником у помещиков Волковых. Затем он женился на вдове, значительно старшей его по возрасту, владевшей небольшим участком земли в Козловском приходе. Фрол оказался человеком чрезвычайно религиозным, имел благообразный вид, обладал мягким, вкрадчивым голосом, ходил часто в церковь и там усердно молился, читая молитвы вслух, так что стоящие рядом с ним слышали это чтение, налагал на себя, сильные посты, некоторые даже утверждали, что Фрол носил на теле тяжелые вериги. Постепенно вокруг Фрола Иванова сложилась община последователей. Члены общины стали собираться в его доме, где занимались пением духовных песен, а Фрол читал им книги религиозного содержания и поучал собравшихся. Скоро слава о новом подвижнике распространилась по округе, и послушать Фрола стали приезжать крестьяне из соседних сел: Бахматова, Порецкого, Алгашей, Тихомирова, Ратова, Никулина и др. Кроме дома Фрола Иванова, жена которого отрицательно относилась к собраниям, община собиралась в специально выстроенной избе - "келлии", где в обычное время жила старушка, известная в селе под именем "бабушки Мешевой".[xi]
Местный священник неодобрительно отнесся к общине сложившейся вокруг Фрола Иванова. Особенно возмущала о. Соколова практика публичного целования мужчин и женщин в церкви, которую завел Фрол. Эта практика стала поводом для подозрения Фрола в хлыстовщине. Не нравилось священнику и то, что малограмотный Фрол был весьма высокого мнения о своих познаниях в священных предметах, никогда не обращался к батюшке за разъяснением "каких-либо недоразумений".[xii] По словам о. Соколова Фрол говорил что 'Священники ничего не знают: они ни один не понимают-де, что значат слова "паки и паки миром Господу помолимся".[xiii] Целых шесть лет священник тайно уговаривал Фрола Иванова и его почитателей бросить сборища, чтобы Фрол перестал учить народ, доказывал, что все это запрещается как церковными, так и гражданскими законами, и приносит вред Православной церкви. Как-то раз на пасхальной неделе, во время хождения с молебнами, о. Александр стал уговаривать людей отстать от Фрола Иванова и слушать наставления только законного пастыря. На что одна из его почитательниц, девица Марья Кузярина ответила: "Пока враг не посмеялся над нами, мы не отстанем от Фрола Ивановича, готова пострадать за него" и кроме этого высказала, что они не послушают ни священника, ни благочинного, ни самого архиерея, если они скажут что-либо против Фрола Ивановича, - "потому что и архиереи не всегда правду-истину говорят". Это же самое повторила в доме Михаила Кончулизова его дочь Татьяна, сам Михаил Кончулизов и прочие девицы, поклонницы Фрола Иванова. Михаил Кончулизов еще резче высказал свою приверженность Фролу Иванову: "Что хочешь делай с нами, под суд отдавай, режь, топи и т.д., мы все-таки не откажемся от Фрола Ивановича".
Раздражало священника и то, что Фрол не занимался крестьянским трудом, в полевых работах ему безвозмездно помогали члены сложившейся вокруг него общины. Самыми большими почитательницами Фрола были Татьяна Кончулизова, Марья Кузярина, Параскева Теленкова, Варвара Кирева и Катерина Орлова - оставшиеся незамужними крестьянки в возрасте около 30 лет, называвшие себя "сестрами". С Фролом Ивановым был не разлучен холостой, лет 25, парень 'Иванушка' из д. Бахматова, ходивший в такой же как Фрол одежде, из одной и той же материи и какого-то особого покроя. Членами общины были так же крестьяне д. Колычевки Василий Милантьев, Филипп Емелин, Михаил и Федор Парфеновы и д. Устимовки - Василий Костюшин.
Привлекало людей и то, что Фрол исполнял на селе функции знахаря - лечил больных, помазывая их маслом, присланным, по его словам, с Афона. Почитатели обращались к нему даже и тогда, когда больные находились при смерти, вместо того, чтобы позвать священника для последней исповеди и причастия. "Заболела у крестьянина Василия Костюшина жена и заболела на смерть; а он, чем бы поскорее пригласить Священника, поспешил пригласить Фрола Иванова. Что он сделал над ней мне хорошенько не известно, но в то время я слышал, что он чем-то помазывал ее. Я об этом спрашивал самого Фрола Иванова. "Я давал ей только Святой водицы" - сказал он мне. Но дело в том, что когда я прибыл к ней, Фрола Иванова тут уже не было, она уже не могла покаяться в своих грехах, успела только сказать мне "грешна во всем" и стала умирать; видя это я поспешил ее причастить, и не успел я отойти от ее постели, она испустила дух. Помазывал он каплями с Афона и умирающую сноху Василия Милантьева" - доносил становому приставу о. Александр Соколов. Кроме того Фрол Иванов отчитывал и бесноватых.[xiv]
7 декабря 1890 г., по указу Варсанофия, епископа Симбирского, в Козловку прибыл епархиальный миссионер, священник Василий Травин. В своем рапорте он описал свою встречу с Фролом Ивановым: "По приезде в Козловку, мне прежде всего хотелось увидеть Фрола Иванова в его домашней обстановке и мы со священником Соколовым отправились к нему в дом под видом гостей. Фрол Иванов принял нас радушно. Он человек средних лет, женат, но детей не имеет; 16-ти лет назад он переселился в Козловку из села Рогожки Курмышского уезда и живет здесь теперь на правах землевладельца. Обстановка его комнаты обличает в нем религиозного человека: комната вся почти убрана иконами, из которых большинство приобретены с Афона; между иконами на стенах встречаются фотографические портреты, например митрополита Московского Филарета, протоиерея Иоанна Кронштадского, какого-то схимника афонского Георгия Хаджи и проч.; на полках видны: Евангелие и Четь-Минеи; тут же находится несколько флакончиков с маслом от лампад некоторых чудотворных икон и св. мощей; наконец вся комната пропитана сильным запахом репейного масла. Разговор наш с Фролом Ивановым начался об Афоне. Оказалось, что Фрол Иванов ведет постоянную переписку с некоторыми афонскими монастырями и келлиями, например: Пантелеимоновым, Благовещенским, с келлиями: Свято-Троицкой, Свято-Рождественской, Иоанна Предтечи Господня и другими; посылает в означенные монастыри и келлии денежные пожертвования, как свои лично, так и тех, кто ему поручает; выписывает с Афона разные иконы, получает отсюда "душеспасительные советы" как устроять спасение на земли и проч. Затем Фрол Иванов рассказывал нам много о Москве, о святынях Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, о Воскресенском монастыре и других монастырях, где ему приходилось бывать и видеть многие собственными глазами. Наконец беседа наша коснулась и местных 'богомолов'. Фрол Иванов определил сущность этой секты, ее вред для Церкви и Государства; говорил также, что 'богомолы' к нему относятся враждебно за то, что он многих православных спас от поступления в эту секту и т.д. Так как время уже клонилось к полуночи, то мы поспешили проститься с Фролом Ивановым, пригласив его на другой день в квартиру священника побеседовать. Он обещался, но явился не прежде, как за ним послан был особый человек с повторным приглашением. На этот раз Фрол Иванов повел речь о том, какое значение он имеет в обществе. Он говорил, что он пользуется громадным почетом не только в селе Козловке, но и в окрестных селах: "без моего совета не решается - говорил он - ни одно семейное дело; не вылечивается ни одна серьезная болезнь; не проходит ни одно горе; и старый и малый идут ко мне и здесь находит слово утешения и добрый совет: Подобное отношение ко мне народа восстановило против меня некоторых соседних священников, которые стали смотреть на меня как на опасного врага Церкви". При этом Фрол Иванов рассказал несколько случаев, из-за которых, будто бы, произошли столкновения у него с некоторыми священниками. Так, например, он говорил, что один священник обиделся на него за то, что он, Фрол Иванов, посоветовал его прихожанину, вместо погребения усопшего родственника за известную плату в церковной ограде, как на том настаивал священник, заказать лучше по усопшем сорокоуст, находя последний более полезным для души умершего, нежели простое (без сорокоуста) лежание его тела в ограде. Или, другому прихожанину того же священника посоветовал сделать духовное завещание на землю, предназначенную на вечное поминовение завещателя, не на имя существующего в приходе священника, как того последний сильно домогался, а на имя вообще причта, какой бы когда тут не существовал. "Вот за такие-то советы, - говорил Фрол Иванов, - и обиделся этот батюшка на меня и даже не постеснялся сообщить обо мне становому приставу, что я вредный человек и пристав не замедлил ко мне явиться в квартиру с обыском в глухую ночь, как к преступнику, но кроме св. и душеспасительных книг подозрительного в моей квартире ничего не нашел, однако по причине нетрезвого состояния, в котором находился г. Пристав, им были арестованы две книги, которые и сейчас находятся у него. Этот обыск, - добавил Фрол Иванов, - конечно в начале меня сильно огорчил, опечалил и тех, кто привык во мне видеть советника во всех добрых начинаниях, но потом я смиренно покорился сему испытанию, помня, что Христос сам прощал врагам и нам завещал это делать". После этого приходской священник Соколов, присутствующий при нашем разговоре, поставил Фролу Иванову на вид, что он самовольно делает религиозные собрания, чем принижает авторитет пастыря, и ввел обычай целования в храме, вопреки существующей практике церковной. Фрол Иванов, со слезами на глазах, и с жаром <начал - А.Б.> нам доказывать, что священник каким-нибудь злым человеком введен в заблуждение, что у него никогда и никаких не бывает собраний, кроме тех случаев, когда в праздничное время к нему придут на дом и, по собственному желанию, человека два-три послушать чтение из житий святых, или, когда его самого пригласят куда в дом почитать неграмотным семейным, но такое частное и, притом, душеспасительное чтение, по мнению Фрола Иванова, никак не может служить подрывом уважения к пастырю. Напротив, оно должно помогать пастырю в деле воспитания народа, так как ему, пастырю, не достанет ни сил, ни времени каждому читать и каждого назирать и т.д. Относительно "целования" Фрол Иванов говорил, что этот обычай не он вводит, а первенствующая Церковь, и что в этом обычае он не видит ничего противозаконного. На первое я ему возражал, что чтение душеполезных книг народу и вообще учительство есть прямая обязанность пастыря, но никак не мирянина. Если же последний, вопреки воли пастыря, хоть и с доброю целию, стал заниматься этим делом, то он страшно погрешил бы (Мф28, 18; 17, Лк. 10; 16, Евр. 13; 17, 6-го Всел. Соб. 64 пр.). На второе я ему возражал, что обычай "целования" сам по себе хоть и не предосудителен и имеет к тому же основание в древнейшей церковной практике, но однако теперь этот обычай оставлен только за священнослужащими в алтаре, мирянам же во время богослужения целование воспрещается (Лаод. соб. 19 пр. в толк.). Поэтому, если Фрол Иванов позволяет целоваться в храме и притом во время богослужения, то он тем самым нарушает церковное постановление и вводит соблазн в народе. На это Фрол Иванов сказал, что он готов оставить "целование" в храме, но оставить вообще "добрые дела" он не согласен, хотя бы ему пришлось на земле "пострадать". "Как, например, - говорил он, - не остановить вовремя брата, когда вступает он на скользкий путь погибели, как смотреть равнодушно на его падение? Это равнялось бы отрицанию Евангелия и главной заповеди о любви к ближнему, если мы не имеем никакого сочувствия к брату". Затем Фрол Иванов стал исчислять свои заслуги в пользу религиозно-нравственного воспитания народа села Козловки. До него, т.е. до поселения Фрола Иванова в Козловке, народ будто бы здесь совсем не ходил в церковь, праздники проводил в пьянстве и в грехе, к пастырям относился без уважения, переходил часто в секту "богомолов" и т.д. Теперь, благодаря будто бы шестнадцатилетнему влиянию на них Фрола Иванова, народ в Козловке сделался религиознее и нравственнее. "В чем же тут, - спрашивал меня Фрол Иванов, заливаясь слезами, - подрыв пастырству, подрыв его авторитету? Я сам смотрю на пастыря-священника как на преемника апостольского, в моем представлении священник есть ангел, и этот взгляд на священника я стараюсь внушить и народу. За что меня пастыри гонят? За что преследуют полицией? Повторяю, я не перестану творить добрые дела и верить в Евангелие, чтобы со мной не случилось"! На его жалобную речь я отвечал ему речью о послушании пастырю; при этом только послушании, говорил я Фролу Иванову, его добрые дела будут иметь должную цену и послужат ему во спасение.: Этим и закончилась наша беседа с Фролом Ивановым. Я просил было его присутствовать на публичной беседе, которая предполагалась в этот день в приходском храме, но Фрол Иванов, ссылаясь на здоровье своей жены, отказался от участия в беседе. На прощание он принял от меня и от приходского священника благословение, слезно просил, чтобы мы его простили, если он в чем нас оскорбил. Затем, выразив надежду побывать у меня в приходе будущей весной, когда пойдет в Промзино на богомолье, он отправился домой".[xv]
24 ноября 1891 г. Фрол Иванов принял тайный постриг и был наречен Меркурием. В Козловке он исполнял, в последствии, должность церковного старосты. Умер 28 февраля 1918 г.[xvi]
Итак, мы видим, что хлыстовщина в Козловском приходе, в конце XIX в. находилась в упадке. Можно указать несколько причин этого явления. Во-первых, свою роль сыграло отсутствие естественного прироста в секте. Однако и раньше секта, пополнялась не столько за счет естественного прироста, сколько благодаря активному прозелитизму среди православных. Важную роль в упадке секты "богомолов", несомненно, сыграла деятельность Фрола Иванова. Очевидно, что его личность и проповедь оказались более привлекательными, более "пассионарными", если можно так выразиться, чем ставшие обыденными радения "богомолов". Отметим, что деятельность Фрола, находила отклик как раз в той среде (старые девушки), которая обычно служила питательной средой для хлыстовщины. Немаловажно, что у представителей официальной церкви в тот период хватило гибкости не устраивать гонения на Фрола и его последователей. Вред таких гонений прекрасно понимал миссионер Василий Травин. Он писал в своем отчете: "Во всяком случае, к действиям Фрола Иванова, по моему мнению, следует относиться крайне осторожно: крутые меры и вмешательство полиции, в роде указанного здесь случая, едва ли сделают Фрола Иванова покорным приходскому священнику; скорее эти меры послужат во вред священнику и еще к большему упрочению влияния на народ Фрола Иванова. Здесь, очевидно, требуются меры кротости, сближение приходского священника с Фролом Ивановым посредством частых бесед и отеческого обращения с ним; только при этом условии, конечно, возможно достичь искренности и любви во взаимных отношениях пастыря с пасомым".[xvii] Такая гибкость отсутствовала в XVIII в., в период формирования хлыстовской секты.
С другой стороны, нельзя не отметить типологическое сходство общины Фрола Иванова с сектой "богомолов", что и вызвало беспокойство местного священника. Личность Фрола вполне соответствует типу хлыстовского пророка - женат на старой женщине, не имеет детей. Интересно, что Фрола в Козловском приходе называли "папашей"[xviii], что является обычным наименованием хлыстовских пророков. Вероятно в условиях конца XVII - нач. XVIII вв. деятельность Фрола вполне могла привести к возникновению мистической секты.
Таким образом, община "богомолов" не выдержала конкуренции с вызывавшей более интенсивные религиозные переживания проповедью Фрола Иванова, к тому же не осуждавшегося официальной церковью. Проведенные нами в 2002 г. полевые исследования показали, что в Козловском приходе в настоящее время отсутствуют какие-либо воспоминания о секте "богомолов".
Летом 2002 г. были торжественно подняты мощи Фрола Иванова, ставшего преподобным Меркурием Козловским, который завершившил ряд деревенских мистиков, живших в приходе с. Козловки.
[i] Мельников П.И. Тайные секты. Полн. собр. соч. СПб., 1909. Т.6. С. 278 - 279. Подробнее о начальной истории хлыстовщины см. Панченко А.А. Христовщина и скопчество: фольклор и традиционная культура русских мистических сект. М., 2002. С. 103 - 170.
[ii] Чистович И.А. Дело о богопротивных сборищах и действиях. М., 1887. С. 36.
[iii] Нечаев В.В. Дела следственных о раскольниках комиссий в XVIII веке,// Описание документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве Министерства Юстиции. Кн. 6. М. 1889. С. 137.
[iv] Панченко А.А. Заметки и материалы к исследованию фольклора русских мистических сект,// Мифология и повседневность. Материалы научной конференции 18-20 февраля 1998 года. СПб., 1998. С. 149 - 150.
[v] Отчет о современном состоянии раскола в Нижегородской губернии составленный состоящим при Министерстве Внутренних Дел Коллежским Советником Мельниковым. 1854 года, // Действия Нижегородской Губернской Ученой Архивной Комиссии. Сборник в память П.И. Мельникова (Андрея Печерского). Нижний Новгород, 1910. С. 199.
[vi] Центральный государственный архив Чувашской Республики (ЦГА ЧР), Ф.88. Оп.1. Д. 4411. Там же. Д. 4359. Л. 84об.
[vii] Введенский С.,свящ. О хлыстах села Порецкого, Алатырского уезда. (О духовных скопцах),// Симбирские Епархиальные Ведомости. 1905. ? 13. С. 304.
[viii] Государственный архив Ульяновской области (ГАУО). Ф. 134. Оп. 7, Д. 478. Л. 5 - 5об.
[ix] Там же. Л. 1 - 3.
[x] Васильева Л. Здесь жил схимонах Меркурий,// Светоч. 2002. ? 8(18). С. 10
[xi]ГАУО, Ф. 134. Оп. 7, Д. 478. Л. 17 - 18.
[xii] Там же. Л. 3об.
[xiii] Там же. Л. 18об.
[xiv] Там же. Л. 17об. - 18об.
[xv] Там же. Л. 21об - 26об.
[xvi] Васильева Л. Указ. соч. С. 10.
[xvii] ГАУО, Ф. 134. Оп. 7, Д. 478.Л. 26
[xviii] Васильева Л. Указ. соч. С. 10.
источник слова живога