НАРОДНИЧЕСТВО И ЛЮКРИМАКС: классики филологии о русских сектах.
Овсянико - Куликовский
В серии статей, появившихся в 1878--1880 годах, будущий автор <<Истории русской интеллигенции>> пытался поставить исследования русского сектантства на <<строго-научную>> основу. Это были первые работы знаменитого автора. Нельзя <<отделять мысль от учреждения>>, то есть духовное содержание социальных процессов от их институциональной формы,-- формулирует Овсянико -Куликовский свою методологию(1). Но в действительности его интересует другое. Главное увлечение его молодости было таким. Однажды меня вдруг осенило: залог лучшего будущего скрывается в моем народе,-- в его культурной <...> самодеятельности. Признаки же народной самодеятельности я усматривал исключительно в расколе и в сектантстве(2).
Он формулирует новую мысль: та борьба, которую ежечасно ведут секты против враждебного окружения,-- борьба не только и не столько религиозная, сколько культурная. Для характеристики этого процесса он даже вводит особый тип социальных групп, который так и называет -- <<общество культурных пионеров>>(3); этим он совсем уничтожает разницу между религиозными, социальными и культурными инновациями.
<<Всегда в сектах совершается интересный процесс реформирования семейных отношений>>, -- считает Овсянико-Куликовский. Богомилы, например, отрицали государство, упразднили всякие половые отношения, заменив их <<побратимством и посестримством>>. Так они, не нуждаясь не только в римском, но даже и в обычном праве, образовывали <<общины крепкие, братские, дружные, у пределов которых останавливались все средневековые начала>>(4). За этим первичным стремлением, по мысли Овсянико-Куликовского, следует реформирование всех общественных отношений и народной культуры. <<Это -- действительная борьба за жизнь и счастье>>. В этом смысле он и называет сектантов культурными пионерами и еще -- революционерами. В человеческом мире постоянно происходят революции; этим он и отличается от остального органического мира, который подчиняется только закону развития. <<Те быстрые изменения социальных форм, которые мы наблюдаем в сектах, служат <...> типическими выразителями того революционного процесса>>, который, собственно, и интересует автора(5). <<Секты суть продукт стремления народных масс создать себе удобнейшие формы общежития>>,-- такова ключевая формула молодого ученого(6).
Итак, делает вывод филолог, занявшийся историей ересей, <<мистическая секта является политической силой>>(7). Она оказывает <<магическое действие на высшие классы>>, к ней присоединяются рыцари и благородные дамы. Этот процесс особенно интересует Овсянико-Куликовского, и объясняет он его особенно интересно. <<Мистические секты так легко захватывают представителей высших привилегированных классов>>(8) потому, что высшие классы вообще неспособны к культурному творчеству. <<Узы солидарности разрушены между людьми, и человек, оторванный от человека, брошен в пучину сталкивающихся антагонизмов>>,-- такой видится автору современная жизнь. Людям, попавшим в капиталистический ад, для выживания требуются специальные средства, которыми они пытаются возместить естественную солидарность. Среди этих <<суррогатов пустоты>> оказывается мистицизм, пьянство, различные виды политической деятельности, погружение в науку, и, наконец, современная семья. Все это выполняет для человека одни и те же функции; все это <<суррогаты, которыми люди думают восполнить недостаток общественности, заморить гнетущее чувство одиночества, выйти из заколдованного круга изолированности и пустоты>>(9). Для 1878 года такая антикапиталистическая риторика далеко не оригинальна. Своеобразна ее цель и задача: автору надо объяснить русские секты таким способом, чтобы выразить свою симпатию к ним самым научным способом.
Руссоизм автора развивается сполна, когда речь заходит о современных ему сектантских общинах. Русские секты -- более других его интересуют хлысты и молокане -- оказываются как раз посредине между средневековыми болгарскими богомилами и новейшими американскими <<библейскими коммунистами>>. Автору особенно по душе ограничения собственности, существующие у молокан, и возможности вмешательства общины в частную жизнь своих членов. <<Если, например, муж оскорбит жену, то последняя жалуется общине, которая и призывает виновного к ответу>>; община может развести. Тех своих читателей, которым такое вмешательство может показаться <<неудобным>>, Овсянико-Куликовский обвиняет в индивидуализме и эгоизме, порочных следствиях цивилизации. <<Мы охотнее перенесем всевозможный общественный гнет, чем то простое, разумное, братское вмешательство общины в нашу нравственную жизнь, которое мы наблюдаем в религиозных сектах>>(10). Он призывает к борьбе за такое переустройство общества, чтобы <<начала эгоизма, антагонизма и прочих прелестей нашей цивилизации>> были изгнаны и заменены началами <<духовной солидарности>> <<братского контроля>>.
Подлинную утопию писатель находит у <<библейских коммунистов>>, о которых он прочел в <<Новой Америке>> Уильяма X. Диксона(11), которая незадолго до того была переведена на русский. Овсянико-Куликовского особенно привлекает практиковавшийся ими способ регуляции сексуальных отношений, который по-русски он называет <<всебрачием>>: <<сложный брак всех членов между собою, каждого с каждым и каждого со всеми>>(12).
Община библейских коммунистов, или перфекцинистов, была основана Джоном Хемфри Нойезом, выпускником Иейла и сыном члена палаты представителей. Он верил, что спасение человека состоит в достижении совершенства; что этого богоподобного состояния человек может достичь при жизни; и что способы достижения этого состояния имеют нечто общее с христианством и с коммунизмом, как он понимал оба эти слова. Несмотря на крайности достигнутого совершенства, Нойез обеспечивал стабильность своей общины в течение нескольких десятков лет, начиная с 1846. Члены общины практиковали особую, не имеющую прецедентов в истории форму половой жизни. Главной особенностью этой системы была постоянная смена партнера, которая ограничивалась только размером группы. В общине Нойеза было примерно 200 членов, так что разнообразия хватало. Своими изобретениями Нойез не вовсе снимал ограничение с половой жизни, а переносил его с начальных звеньев на самый конечный момент. Мужская половина общины практиковала особый способ коитуса, который назывался <<мужским воздержанием>> (<
у этих сектантов личность рассматривается не как самодеятельная особь, а как член большой семьи, подчиненный ее контролю <...> Общество представляет большую семью, где все -- братья и сестры, связанные между собой половыми отношениями, общностью имущества и труда и <...> психической связью симпатии и солидарности. Организация коммунистического брака необходимо предполагает и общность по отношению к орудиям и продуктам труда(14).
Народническая идея общины, подчиняясь логике нарастания, неизбежно ведет к подобной кульминации: коллективизация собственности развивается в коллективизацию семьи, черный передел -- в смену партнеров, общая работа -- в свальный грех. Этот путь, много раз пройденный утопическими коммунами разного сорта и всегда используемый их критиками как решающий аргумент против них, ничуть не смущает нашего автора; напротив, он относится к <<всебрачию>> сектантских общин с той же умиленной симпатией, с которой его предшественники относились к коллективному землевладению. Промискуинные коммунистические секты, <<эти нежные создания культурного творчества>>, в которых действует <<общинно-устроительное>> начало (15) -- таков идеал нашего автора.
В <<Воспоминаниях>>, написанных сорок лет спустя, в 1919 году, в дореволюционной Одессе, Овсянико-Куликовский возвращался к этим юношеским переживаниям. В изучении раскола и сект его интересовала не столько историческая, сколько психологическая сторона; в этом, полагал Овсянико-Куликовский, сказался, <<натуральный психологизм>> его мышления. Рассказывая об этом с некоторой иронией, Овсянико-Куликовский живо показывает психологическую подоплеку своего духовного народничества, умалчивая разве что об эротических фантазиях молодости, которые довольно ясно чувствуются за текстом <<Культурных пионеров>>. Овсянико-Куликовский знал тогда, в конце 70-х годов, что <<раскольников весьма много, миллионов десять, если не больше>>, они <<трудолюбивы, трезвы, грамотны, честны>> и <<при самых неблагоприятных условиях <...> умеют создавать свое материальное благосостояние>>. В общем, в расколе и сектантстве он видел нечто <<органическое, самобытное, подлинно народное>>, что вызывало <<особливое внимание и сочувствие>> и казалось <<залогом прогрессивного развития на-родной культуры>>(16).
Чувствуя, что ход истории не вполне подтвердил его юношеские мечты, Овсянико-Куликовский не включил эти ранние статьи в свое Собрание сочинений. Вскоре после <<Культурных пионеров>> он написал диссертацию <<Вакхические культы индоевропейской древности, в связи с ролью экстаза на ранних ступенях развития общественности>>(17). Опережая позднейшие стратегии Вячеслава Иванова и Михаила Бахтина, Овсянико-Куликовский искал в ином культурном материале адекватный фон для рассмотрения <<самодеятельности>> русского народа, с которой связывал столь большие надежды. Пугачевщина все же внушала ему отвращение, и вообще он не верил более в возможность революции. Тем не менее, его интерес филолога и этнографа по-прежнему питался старыми народническими идеями.
Интеллигенция бессильна повлиять на массу и сдвинуть ее с мертвой точки. Социальная революция -- утопия. Спасение только в самобытном культурном развитии народа, в его самочинном религиозном и моральном оздоровлении(18).
1. Д. Н. Овсянико-Куликовский. Культурные пионеры (этюд о религиозных сектах) // Слово. 4.1878. С. 97.
2. Д. Н. Овсянико-Куликовский. Воспоминания //Д. Н. Овсянико-Куликовский. Литературно-критические статьи в двух томах. Т. 2. М., 1989. С. 326.
3. Д. Н. Овсянико-Куликовский. Культурные пионеры. С. 110. 4. Там же.
5. Там же, с. 98.
6. Там же, с. 125.
7. Там же, с. 123.
8. Там же, с. 126.
9. Д. Н. Овсянико-Куликовский. Секта людей божьих (Очерки русского народного мистицизма) //Слово. 9.1880. С. 74.
10. Д. Н. Овсянико-Куликовский. Культурные пионеры //Слово. 12. 1880. С. 66.
11. В. Диксон. Новая Америка. СПб., 1867. С. 351.
12. Там же.
13. Lawrence Foster. Religion and Sexuality. Three American Communal Experiments of the 19th Century. New- York, 1981.
14. Д. Н. Овсянико-Куликовский. Культурные пионеры //Слово. 12. 1880. С. 71.
15. Там же, с. 77.
16. Там же.
17. Ю. Манн. Овсянико-Куликовский как литературовед //Д. Н. Овсянико-Куликовский. Литературно-критические статьи в двух томах. Т. 1. М., 198р. С. 5.
18. Д. Н. Овсянико-Куликовский. Воспоминания. С. 327.