КЭТИ АКЕР
ВЫХОД МАЛЬЧИКОВ - ПАНКОВ
(отрывок из "Киска- король пиратов")
И я того средь сотни братьев привечал,
Кто сердце мне травил, чье сердце я терзал.
В теле, продолжал он, если его не задушат семья и религия, заложена поразительная способность к самопреобразованию. На самом деле, он говорил еще много чего отвратительного, и речь его тоже была отвратительной. Пока он не умер. Мальчики-панки пошли по его стопам. Когда он умер. Все они выебли своих матерей и освободились от рабства. Рост частной собственности, одна из характерных особенностей буржуазно-индустриального мира, остановился; частная собственность в форме многонационального и экстранационального капитала, вернулась во владение меньшинства. Экономическая, а значит, и политическая, власть стала централизованной.
Разделение частной и государственной собственности становилось все менее явным, а потом и вовсе сошло на нет, что было напрямую связано с отхождением от патриархата, а потом — с отмиранием памяти о патриархате.
Иными словами, панки стали одним из истоков нового мира. И хотя эти испорченные мальчишки стояли на грани нового мира, они понятия не имели, как соотноситься друг с другом. Для них язык не вызывал затруднений.
Хотя этот мальчик, Арто, был протопанком, мальчики-панки отреклись от него публично. Как и ему, им хотелось ломать и крушить. Они отреклись от истории, но они были прямыми потомками Гелиогабала Александрийского, которого сделали императором, когда ему было всего четырнадцать. Гелиогабал был анархистом, презиравшим собственное правление, каковое ознаменовалось убийствами, инцестом и отсутствием всяческих ценностей.
Его насильственно умертвили, когда ему было восемнадцать — в уборной его же собственного дворца, — в труп выбросили на улицу, где две бродячих собаки как раз справляли малую нужду.
Когда тебя целует панк — это как будто тебя затягивает в безумие или в смерть. Панки — последние из расы белых мужчин.
А когда тебя трахает кто-то из них, сказала девочка, которая в эти мгновения трахалась с мальчиком-панком, тебя словно затягивает в убийство.
Может быть, именно это и произошло с проститутками. Они не прибегали к насилию, потому что начали дрочить. Так думала О. Но потом им все же пришлось, когда в город вошли мальчики-панки и шлюхи с ними встретились.
Это было еще до того, как те парни, что пришли следом за панками, высадились в Англии.
Мальчики наставляли шлюх:
— Мы несвободны, потому что в любую минуту небо может взорваться ошметками плоти...
— Европа, она далеко... далеко-далеко... и даже дальше, чем можно представить, потому что западная цивилизация умерла... распалась ошметками плоти... безо всякого взрыва.
И еще панки сказали:
— Террор — вот что нам нужно, потому что мы, шлюхи и панки, не сможем освободиться, скрываясь от страха — того страха, которому нет названия.
— Но, — ответила О, — однажды я уже пережила страх. И пока я от него не избавлюсь, я не узнаю, с чего началась проституция.
— Моя мать — у меня внутри. Она хочет, чтобы я стала самоубийцей, потому что она сама была самоубийцей. Я бы, может быть, и попыталась найти отца, чтобы у меня больше не было матери, но отцов нигде нет.
Все шлюхи согласились с О: это был конец белого мира.
