ГЛАВНАЯ




ДЬЯКОВ А.В.



БОДРИЙЯР И РОССИЯ; НЕСВОЕВРЕМЕННЫЕ МЫСЛИ (отрывок)


У нас Бодрийяр тоже вошёл в моду, особенно у подражателей западной культуры. Да и как нам не подражать Западу, если мы хотим жить «так же, как они». но никак не поймём, каким образом этого можно достичь. Споры о самобытности России сегодня — не более, чем симулякр. Ведь очевидно, что никакой самобытности у нас не было и нет. Никакого аутентичного пути развития, о котором спорят последние два. столетия, не обнаруживается. Конечно, существует огромное количество людей, которые рады соблазняться симулякром «православной Руси» (в большинстве своём, впрочем, они не читали не только Бодрийяра, но и вообще ничего не читали). Но это даже и симулякром трудно назвать, ведь "православная Русь" не обменивается ни на что и ни по какому курсу. Сама технология подобных поделок устарела. Во-первых, русопятство пытается опереться на репрессивную централизованную власть в эпоху, когда власть становится «мягкой» и диффузной. Поэтому славянофильская мифология повисает в пустоте, не будучи обеспечена никакой референцией. Во-вторых, она не коррелирует ни с какими другими мифологиями, что обрекает её на маргинальное положение, сколько бы приверженцев она ни обрела. В-третьих, эта идеология обладает слишком малым террористическим потенциалом, чтобы бросать какие бы то ни было вызовы современной Системе. И дело здесь не в злом духе глобализации. До таких проблем, как глобализация, мы ещё не доросли. Это порождение Запада может быть осмыслено только самим Западом. Мы же ни в коей мере не участвовали в культурных процессах, породивших глобализм, поэтому ни понять, ни, тем более, разрешить его мы не можем. Пора признать, что Россия — страна так называемого Третьего мира (хотя и не понятно, что тогда представляет собой Второй), как в экономическом, так и в культурном отношении. И в таком случае, что нам Бодрийяр и что мы ему?

Действительно, для взгляда «из России» Бодрийяр — экзотический западный продукт, и непонятно, как с ним обращаться. Когда мы читаем его работы, хочется с ним бесконечно соглашаться, но в то же время подспудно появляется мысль, что всё это писано не про нас. Скорее, это написано о той реальности, которую мы видим в западных кинофильмах или в рекламных буклетах, предназначенных для отсутствующего в России «среднего класса».

В своей первой книге Бодрийяр пишет о том, что расстановка «вещей» (на всех уровнях — от квартиры до города в целом) создаёт собственную логику, в соответствии с которой производится индивид. Да ведь я-то не могу покупать новую мебель: во-первых, нет денег, а во-вторых, её некуда поставить. Бодрийяр пишет о нефункциональных украшениях автомобилей, переводящих их в план чистых симулякров. Да ведь у меня-то никакого автомобиля нет и, по-видимому, никогда, не будет. Я вообще, кроме книг ничего не покупаю, а их я приобретаю не в силу их "модности", а потому что они нужны для работы.

В следующих своих работах Бодрийяр рисует красочную картину общества потребления. И снова оказывается, что это не про меня. Ведь не могу же я, в самом деле, поверить, что колбасу и китайскую лапшу я покупаю, потребляя лишь их символическую ценность. Да ведь кушать хочется! Вот Маркс - тот меня понимает, не то что этот заевшийся француз. Бодрийяр пишет о том, что общество производства превратилось в общество потребления, так что теперь его граждане могут и не работать, если им этого не хочется, по потреблять они обязаны. И опять это не про меня: я работаю в трех местах, а денег это не приносит, так что и рад бы потреблять, да не могу. Бодрийяр говорит, что общество изгоняет Зло и повсеместно насаждает Добро. О нашем обществе этого никак не скажешь. Он пишет, что террористы бросают вызов обществу потребления. Может быть, в Нью-Йорке оно и так, но у нас в одночасье могут погибнуть от рук террористов сотни детей, а общество от этого не вздрогнет. В общем, первое впечатление таково, что Бодрийяр пишет про какой-то далёкий прекрасный мир, и непонятно, почему он его так ругает. Такое впечатление, что книги. Бодрийяра -это такая хитрая самореклама Запада.

Но ведь недаром мы, русские, славимся тем, что, живя в неустроенном обществе, можем думать о судьбах всего мира. Поэтому и проблемы западного общества нас весьма живо задевают. Взять хотя бы ту же глобализацию, о которой уже шла речь: у нас такой проблемы нет, а наши интеллектуалы уже написали о ней несметное количество монографий и статей. А чего стоит бесконечное оплакивание традиционных ценностей, гибнущих под железной пятой технологий?! Несмотря на то, что никакой традиционной культуры у нас пет, да и с высокими технологиями дело обстоит неважно (даже в крупных библиотеках всего пара ксероксов, и дерут за пользование ими немилосердно, в большинстве школ Интернетом и не пахнет, а в наших домах раз в неделю аккуратно отключают воду и электричество), мы принимаем это близко к сердцу. В общем, мы вполне в состоянии если не вызвать, то хотя бы симулировать у себя западные проблемы, и переживать их весьма остро. К тому же, есть у русского человека неистребимая потребность верить, что где-то за горами, за лесами, за широкими морями есть счастливый мир с молочными реками и кисельными берегами. Нас утешает то, что не все люди живут так, как мы. Что ж, будем радоваться за них и печалиться, если их счастью что-то угрожает.

Впрочем, это тоже упрощение ситуации. Ведь «железного занавеса» больше нет, и западные продукты - бытовая электроника, модные болезни вроде СПИДа или птичьего гриппа и демократия - беспрепятственно поступают к нам. Даже электроника дешевеет с каждым днём, а уж модный вирус и демократию может позволить себе каждый россиянин. Удовольствие, конечно, небольшое, но нас уверяют, что таковы нормы Запада. Что ж, нам хочется хоть в чём-то быть «западными». К тому же, наша внешняя и внутренняя политика —тоже импортные про- дукты. Даже террористов нам стали присылать «оттуда», так что мы теперь не хуже других-прочих. В общем, оставив шутки, можно смело констатировать, что многие западные проблемы стали сегодня и нашими. Пусть Запад и смотрит на нас. как на дикарей, но мы уже ощущаем своё единство с мировым сообществом. И это. если вдуматься, не так уж плохо. А раз так, книги Бодрийяра всё-таки нужны нам. И прежде всего хочется спросить его, что он думает о России.

Ещё в «Прозрачности зла» философ иронично приветствовал «освобождение» СССР от тоталитарной идеологии: «Весь мир облегченно вздыхает при мысли о том, что История, придавленная засильем тоталитарной идеологии, после снятия блокады со стран Востока все увереннее возобновляет свой курс. Поле Истории, наконец, вновь открыто для непредсказуемого развития народов и их жажды свободы. В противоположность гнетущей мифологии, которая обычно сопровождает конец века, та, что существует сегодня, кажется, должна положить начало резкому усилению финального процесса, новой надежде, росту всех ставок». Процесс, происходящий в перестроечном СССР, представлялся Бодрийяру необратимым: то, что однажды было разморожено, невозможно заморозить снова. Однако радости от этого события философ не испытывал, ибо оно представляется ему весьма двусмысленным.

СССР и страны Восточного блока, говорит Бодрийяр, были не только «морозильной камерой», но и испытательным стендом для «свободы», ибо именно здесь таковая подвергалась высокому давлению — прямая противоположность Западу как свалке свободы и «прав человека». На Западе свобода умерла, так что и самой проблемы свободы здесь попросту не существует. На Востоке же она была убита, а затем эксгумирована и подвергнута воскрешению, но предварительно все ее признаки были уничтожены. Эта «оттаявшая» свобода проявляется в рвении к автомобилям, электробытовым приборам, наркотикам и порнографии. Таким образом, заключает Бодрийяр, свобода из «замороженного» состояния переходит в "жидкое". Возрождение демократии в России представляет собой столкновение двух специфических разновидностей Конца Истории: той, где история прекращается в точке замерзания и концентрационных лагерей, и той, где история завершается в центробежной экспансии средств коммуникации. Оттепель в отношении прав человека, замечает Бодрийяр, является социалистическим эквивалентом «разгерметизации Запада». Иными словами, секвестированные в течение долгого времени на Востоке силы теперь рассеиваются в западном вакууме.

Этот процесс представляется Бодрийяру тем более интересным, что на Западе свободу уже променяли на. облегчающие жизнь технические средства. Россия же стремится избавиться от идеологии и уподобиться либеральным странам. Однако этот процесс может оказать и пагубное воздействие: в виде политического парникового эффекта: «такое потепление человеческих отношений в результате оттаивания льда, примёрзшего к коммунистическому берегу, приведёт к затоплению всех западных берегов». Если бы во времена «холодной войны» Советский Союз выбросил свой золотой запас на мировой рынок, этот последний был бы совершенно дестабилизирован. Сегодня страны Восточной Европы привели в движении свой запас свободы, а это может лишить стабильности метаболизм западных ценностей, ведь Запад желает свободы не как действия, но как виртуального согласованного взаимодействия. Поскольку источник свободы на Западе истощился, либеральные страны рассчитывают на её восточные залежи. Однако приток свободы, говорит Бодрийяр, может привести только к интенсификации поверхностной энергии обмена, а затем к быстрому обвалу дифференцированных энергий и ценностей, как это происходит на любом рынке.

Провозглашённая перестройкой Гласность, по мнению французского философа, представляет собой «ретроактивную прозрачность всех символов современности в ускоренном темпе и из вторых рук» — постмодернистский римейк западной версии современности. С момента либерализации советского режима Россия радостно открыла для себя «права человека», рост преступности, увеличение числа несчастных случаев и катастроф. Здесь, говорит Бодрийяр, «мы видим демонстрацию всего того, чем являемся сами, всех так называемых всеобщих эмблем человеческого рода в виде идеальной галлюцинации и возвращения всего подавлявшегося ранее, включая все самое худшее, все самое пошлое и самое затертое в западной «культуре», — все это отныне будет безграничным». Постперестроечная Россия столкнулась с увеличением преступности, несчастных случаев и катастроф отнюдь не случайно. Всё это притягивается гласностью и выступает признаком долгожданной свободы. «Главное—направить проектор в нужном направлении».

Можно подумать, что Бодрийяр настроен в отношении России в высшей степени скептически. Но это не совсем так. Вспомним, что Зло, по Бодрийяру, выступает движущей силой сингулярности. О сингулярности России философ говорил в апреле 2002 г., во время московской выставки своих фотографий. В России, заявил он, осталось то, что Запад давно утратил особенность, которая, конечно, не может стать политической альтернативой, но альтернативой символической вполне может быть.

Это взгляд извне. Многие западные мыслители XX столетия прочили России большое; будущее. О. Шпенглер даже пророчествовал о том, что русская культура придёт на смену обветшавшей западной культуре. Но как-то по случилось, и теперь уже едва ли случится. Изнутри всё видится несколько скромнее, и даже самые пламенные славянофилы рассматривали «третий Рим» не как цивилизационного лидера, но лишь как державу народа-богоносца, которому нет дела до Запада, как и Западу - до него. Бодрийяр — вежливый человек, и на прямые расспросы типа «что вы думаете о России?» говорит о сингулярности и символической альтернативе западной системе обесценившихся ценностей. Но не стоит обманывать себя: Бодрийяру по большому смету нет никакого дела до России. Культура, хотя бы и «альтернативная». делается не здесь, Латинская Америка ему в этом отношении гораздо интереснее. И в душе он, скорее всего, считает, что с падением СССР это громадное пространство перестал!) играть сколько-нибудь значительную роль в геополитике. Да мы ведь и сами понимаем, что Россия больше не является одним из мировых полюсов, хотя бы и полюсом Зла. Эго место сегодня занял исламский мир. Мы же оказались на задворках истории и утешаться можем только тем, Бодрийяр и Россия: несвоевременные мысли 105 что самой истории больше нот. В этом отношении Бодрийяр нам очень полезен.

Впрочем, есть в нашей культуре энтузиасты, которые не удовлетворяются существующим положением вещей и которые поэтому плохо вписываются в российское общество, каковое, несмотря на брюзжание, в общем-то всем довольно. Это философы. Существование философии в России проблематично. Если понимать под этим выработку оригинальных концептов и построение спекулятивных систем, то приходится признать, что философии у нас никогда не было и нет. Нельзя же, в самом деле, считать философией «Письма» Чаадаева или маловразумительные декларации евразийцев. Религиозная философия XIX — начала XX вв. — явление очень яркое, все ее персонажи — личности неординарные, каковая неординарность достигается, впрочем, тем, что можно было бы мягко назвать «странностями». Но в сторону это. Философы всегда славились своими «странностями». Гораздо хуже то, что ничего, кроме повторения неоплатонизма, эта традиция не предложила. Mutatis mutandis, конечно. Потом религиозная мысль оказалась под запретом, и место официальной ведущей доктрины занял марксизм. Ничего дурного в этом нет. Маркс задал мощнейшую парадигму философской мысли, и его популярность на Западе в XX столетии не намного уступала таковой же в СССР. Но вот что поразительно: десятилетия работы Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС не дали ничего, кроме неполного издания трудов Маркса и Энгельса на русском языке. Бесчисленное количество монографий, диссертаций и статей ничуть не приблизило нас к пониманию марксизма. На Западе в то же время появлялись любопытнейшие работы по марксизму (и не только в Западной Европе, но и в Восточной), а у нас ничего, кроме незавершённого проекта марксистской догматики, не вышло. Неудивительно, что борода Маркса стала вызывать у многих отечественных интеллектуалов такое озлобление, что пришлось ею обрить, как предлагал один заезжий английский писатель ещё в эпоху военного коммунизма. Но вот вопрос: помогло ли это российской философии? Увы. Конечно, делать окончательные выводы пока рановато: наша философия проходит через период исканий, а это требует времени. Но уже сегодня можно заметить весьма неутешительные тенденции.

И так будет продолжаться до тех пор, пока мы будем прикрывать нелепыми декларациями аутентичности своё нежелание работать. Философия «русская», «немецкая» или «французская»— не более, чем идеологические штампы. Они могут, впрочем, быть полезны историку философии, прослеживающему корни того или иного концепта. Но когда этот штамп абсолютизируется и, хуже того, философы пытаются «мыслить национально», философия исчезает. Философия — это всегда критика и деинституализация, поэтому она не может обслуживать такой институт, как нация. Если она занимается этим, она перестаёт быть философией. Два века безуспешных поисков «самобытности» должны бы убедить нас в том, что пора прекратить эту игру. И взять пример с Запада, который тем и хорош, что никому не подражает и всё делает сам, не задумываясь в то же время о своей самобытности. А когда задумывается, делает кислую мину и спешит прочь и далее. Никак не избавиться нам от проклятого вопроса: «что делать?». И, в общем-то, мы на него уже отвечаем. Несмотря на экспансию религиозного фундаментализма и прочие неприглядные явления, Россия ориентируется на западный путь развития. А раз так, нам стоит прежде всего осознать свою западность —хотя бы как горизонт развития. И нет ничего постыдного в том, чтобы обратиться к тем концепциям, которые Запад выработал как продукт рефлексии над собственным состоянием, пока мы искали свою самобытность. Передовой край отечественной философии—это изучение философии западной, а в особенности — философская компаративистика, занимающаяся изучением не отдельных мыслителей, а философских культур. Российские философы уже многое сделали в этой области, так что многим можно бы уже и удовлетвориться. Канта, например, у нас читают уже двести лет. Спору нет, Кант — великий мыслитель, но сколько же можно писать диссертации на тему «Пространство и время у Канта»?! Пора признать, что история философии не закончилась ни Кантом, ни даже Гегелем. И обратиться, например, к Бодрийяру, поразмыслив хорошенько над его философией, а не над тем, что значит Бодрийяр «в свете решений n-го партсъезда» или «в свете демократических преобразований, направленных на построение гражданского общества».

Baudrillardddd



Рейтинг@Mail.ru