Алексей ИЛЬИНОВ
ПЕПЕЛ БРАТЬЕВ МОИХ
Затерявшись где-то,
Робко верим мы
В непрозрачность света
И в прозрачность тьмы.
Максимилиан ВОЛОШИН
We steered our ship to the Sea of all Tranquility
The only sound our voices, as star-struck we fly
Our hopes ever high
That the songs we sing and the words we bring
Should never die
BARCLAY JAMES HARVEST "Sea Of Tranquility"
Снегопад для двоих
А снег неторопливо и величаво падал, неслышно и мягко ложась на засыпающую, тронутую морозцем, землю. Крупные его хлопья порхали над стынущим нагим лесом, словно то были какие-то необычные насекомые, чьё количество возрастало ежесекундно. И было в этом снегопаде что-то такое, отчего где-то внутри всё затихало и в чертогах души, измученной старческой осенней слякотью и непрестанными дождями, становилось как-то особенно хорошо. Так было и в этот раз. Снегопад продолжался, не переставая, весь короткий, промелькнувший незаметно, день и всю тягуче-тоскливую ночь. Утром совсем на немного выглянуло сонное дымчатое солнце, лениво зевнуло и скрылось за пеленой бесцветных облаков. А вскоре опять матово-белой стеной повалил снег, и предвечерний сереющий лес покорно погрузился в седую мглу. Снег таял в его ладонях, превращаясь в синеватую студёную воду. Он запрокидывал своё обветренное лицо и ожидал, когда холодные хлопья ласково осядут на нём. Ему нравилось это ощущение — почти незнакомое и невозможное там, где холод убивает всё живое лишь только на том основании, что оно хрупко и далеко от совершенства. Там, откуда он прибыл, зима тянулась бесконечно долго. Но здесь, в хрустальной тишине земной зимы, ему хотелось забыться навсегда.
Она тронула его за плечо. Он обернулся и пересёкся взглядом с её смеющимися глазами цвета высокого неба в раскалённый июльский полдень. Она улыбнулась и тихо-тихо, почти шёпотом, произнесла: «Ну, пойдём... Нам ещё долго идти...».
Он кивнул в ответ, запахнулся потеплее в промокшую накидку и, выдохнув изо рта пар, пошёл. Снег протяжно скрипел под ногами. Они шли почти весь день и остаток вечера, отдыхая пару раз. Снега становилось всё больше и больше, а лес всё тянулся и тянулся куда-то вдаль, забираясь выше, на линии горизонта, на ступенчатые горные склоны. Лес и не думал заканчиваться, а, напротив, сменился тяжёлыми сводами еловых лап.
Вконец вымотавшись, они устроили привал, установили купол палатки с внутренним подогревом и, забравшись в живительное тепло, наскоро перекусили скудным рационом — порцией питательной смеси, оставшейся из запасов спасательной капсулы. Они ели молча, тщательно пережёвывая синтетическую, лишённую вкуса, мякоть. Усталость брала своё и их клонило в сон. Когда же она уснула, он осторожно, боясь разбудить её, выбрался наружу, в сиреневый, остро пахнущий свежевыпавшим снегом, мрак. Тёмная стена леса тонула в нём. Он вглядывался в него, надеясь что-то там разглядеть и, быть может, найти какой-то ответ на мучивший его вопрос. Лес равнодушно молчал. А снег всё падал и падал.
Вернувшись обратно в палатку, он сворачивался калачиком и пытался уснуть. Но едва он закрывал воспалённые красные веки, как в тот же час снег за тонкой стенкой палатки превращался в ломкие хлопья ядовито-горькой гари. Она была невыносима на вкус и обжигала кожу, оставляя на ней незаживающие волдыри и струпья. Это был снегопад, но какой-то другой... Чужедальний, бездушный, страшный. И он был кем-то другим. Тоже нездешним и страшным. И тогда перед собой он видел лишь чужую ржаво-чёрно-бурую равнину и уродливые, словно проеденные гигантскими прожорливыми лярвами, скалы на расстоянии выстрела. С низкого, нависающего крышкой саркофага, удушливо-пепельного неба постоянно сыпалась какая-то мёртвая труха. Да и небо ли это было? Но в этом унылом небе, вроде бы, было что-то ещё. Нечто бесформенное, лишённое даже намёка на какую-либо симметрию и гармонию, постоянно меняющее свои первоначальные очертания. Вбирающее в себя любой свет. Ещё оно светилось зловещими багрово-фиолетовыми огоньками-глазками по краям. Живое ли то было создание, способное мыслить, либо же искусственное, неведомо кем сконструированное? Впрочем, он, видевший его сейчас, только догадывался о том. Горелая мерзкая труха падала на него и на тех, кто стоял рядом — высокие, чуть сгорбленные, сгустки тёмной материи, в чьём чреве ворочалась пленённая жизнь. Он зачем-то смотрел на опустошённую равнину и на чудовище, плывшее над ним. Он искал что-то на этой равнине и, как будто, нашёл. Но некая потусторонняя сила сковала все его члены и швырнула вниз, на колени, в сугроб из пепла и жжёной трухи. В его собственной тьме, бывшей с ним всегда, начиная с самого рождения, мелькнуло что-то незнакомое, явно несвойственное его природе. И тотчас же умерло, рассыпавшись гаснущими искрами и оставив всё его существо без какой-либо надежды.
Он вскрикнул от только что увиденного... Она тут же проснулась и схватила его за разгорячённую, пышущую жаром, руку. И он снова увидел её всегда смеющиеся глаза.
- Успокойся... Ведь это был всего лишь сон. Просто глупый сон...
- Сон... я постоянно вижу его и никак не могу проснуться, - ответил он, чувствуя, что его опять засасывает туда, откуда он только что вернулся. Там ждали его и тянули за собой.
Едва рассвело, они привычно тронулись в путь. Снегопад почти прекратился и лишь реденькие снежинки иногда напоминали о себе. День выдался бессолнечным и по-зимнему непроницаемо-серым. Они шли долго, даже с некоторым остервенением, то и дело перебираясь через упавшие, облепленные снегом, стволы деревьев и овраги, заросшие шершавым бурьяном, и ещё голым, с квёлыми оранжевыми ягодами, шиповником. Иногда он оборачивался и ловил на себе взгляд её всегда смеющихся глаз на усталом личике, розовом от мороза.
Они, её глаза, смеялись и тогда, вдали от этого зимнего леса. Там, в ночи, на Япете.
Сигурд и Сигрид
Они встретились на Япете. Он и Она. Незадолго до того Дня, навсегда изменившего их. За годы упорного труда человек создал здесь, на заснеженных равнинах, усеянных кратерами, провалами и трещинами, настоящий оазис — действующую исследовательскую станцию с жилым комплексом и даже маленьким, рассчитанном на один-два планетолёта, космопортом. Несколько десятков человек — исследователи, медики, кибернетики, ремонтники, пилоты десантных ботов - постоянно жили и работали здесь, на островке, отвоёванном у космоса.
Чужака, вынырнувшего из ниоткуда на орбите, совсем не интересовало, что Он и Она встретились и узнали друг друга. Он и Она. Сигурд и Сигрид.
Их спасла случайность. Или даже Чудо. Накануне того Дня Сигурд предложил Сигрид отправиться на ночную сторону Япета, где пёстрая, опоясанная величественным кольцом, громада Сатурна смотрелась крайне эффектно, а звёзды были ярки как никогда. К тому же он должен был выполнить поручение начальника станции и установить там, в идеально ровной, точно тщательно отполированное зеркало, долине Геката, кое-какое научное оборудование и ещё подготовить место для предстоящей зимовки команды исследователей.
Тяжёлый бот, внешне похожий на грубо обтёсанную глыбу льда, грузно поднялся со стартовой площадки в половине одиннадцатого утра по времени Япета. Совершив искусный манёвр, он неспешно направился в сторону невысоких округлых холмов на горизонте с пылавшим над ним великолепным шитьём созвездий.
Сигрид, кое-как устроившись в кресле, ставшем тесным из-за скафандра, задумчиво смотрела в овальный зрачок иллюминатора, наблюдая за однообразием плывущего пейзажа внизу: лёд, кратеры, трещины, выпуклости... и снова тоскливые поля льда вперемежку с дырами кратеров и шрамами разломов. Пару раз мелькнула обнажённая скальная порода, выступавшая из ледяной толщи. Бот задержался над одним из кратеров, где больше полугода назад разбился экспедиционный планетолёт. Он был откомандирован с Марса для более обстоятельного изучения ряда спутников, входящих в систему Сатурна. Однако из-за непредвиденного сбоя в навигационном компьютере планетолёт внезапно утратил возможность нормального маневрирования и камнем рухнул на поверхность Япета. И вот теперь, в чаше кратера с зазубренными краями, одиноко возвышался памятный обелиск с выгравированным на нём трогательным рисунком — лебедем, величаво летящем среди звёзд. В Солнечной системе было много таких вот печальных мест, ибо космос не только открывал свои великие тайны, но и исключительно жестоко расплавлялся с теми, кто осмеливался бросить ему вызов. Сигрид с грустью смотрела на этот обелиск — высокую стелу, чья чёткая, с резкими краями, тень чернела на сероватом, с тёмными прожилками, льду.
На обратной стороне Япета, облитой глазурью студёного ночного мрака, Сигрид и Сигурд ощутили прилив сил. Позабыв о неудобных скафандрах и усталости, они совсем по детски восхищались красотой благородно чёрного неба и таинственно мерцающими звёздными узорами. Бриллиантов звёзд было так много, что можно было протянуть руку и разом, не скупясь, зачерпнуть полную горсть. Сигурд аккуратно посадил бот в долине Геката и вместе с Сигрид вышел в тьму, где едва-едва угадывались очертания низких островерхих скал вдалеке. Он долго возился с выгруженными контейнерами, извлекая оттуда продолговатые стержни датчиков, кубики приборов и плоские сканеры окружающего пространства. Наконец, когда был установлен маячок сверхдальней связи, Сигурд, активировав его, решил связаться со станцией, но в ответ услышал лишь остервенело унылое завывание помех. Неудача, было, насторожила его, однако он решил, что это всего лишь какая-то внешняя и вполне разрешимая проблема.
Сигрид смотрела на звёзды. Сейчас, в этот момент, она была счастлива и даже стала напевать торжественную «Песнь Лебедя», появившуюся вскоре после старта знаменитого звездолёта, ушедшего к Ахернару. В ней было всё — и восторг полёта, и счастье открытия, и грусть расставания. Сигурд охотно подпевал ей, но какое-то неприятное предчувствие терзало его. Бросив взгляд на горизонт, за которым пряталась дневная сторона Япета, он вдруг заметил нечто необычное — красновато-рыжее сияние, будто похожее на отсвет далёкого пожара. Поняв, что произошло что-то недоброе, Сигурд стремглав бросился к боту. Сигрид тотчас же поспешила за ним. Бот, опираясь на столб яркого пламени, прыгнул ввысь, прямо к ошалелым звёздам, и, набрав максимально возможную скорость, понёсся обратно, к станции.
То, что три с половиной стандартных часа спустя открылось им, ужасало и бросало в дрожь. На месте станционных строений медленно остывала жуткая угольно-чёрная, с воспалёнными багровыми пятнами, рана. Сигурд, едва сдерживаясь, запросил центральный пост и лично начальника станции, затем переключился на персональные каналы. Но никто так и не ответил ему. В наушниках лишь бесновался, сводя с ума, ливень радиопомех, куда периодически вторгались оглушительные акустические щелчки.
Сигурд и Сигрид бесцельно бродили по остывающему пепелищу. Они звали, они молили, они кричали, но отзыва не было. И тогда они поняли, что остались одни. Одни на Япете, в плену у безъязыкого молчания. Двое. Сигурд и Сигрид. Запас кислорода в ранцах скафандров почти подходил к концу и тонкий писк контроллера постоянно напоминал о том. Ещё немного резервного оставалось в кабине бота. Сигурд в последний раз активизировал сканер поиска и отправил запрос. И тут на его бледновато-зелёном полупрозрачном экранчике, в верхнем углу, где лихорадочно перемигивались цифры, полыхнула и тут же пропала рубиновая звёздочка. Не веря своим глазам, Сигурд ринулся к тому месту, которое уловил и зафиксировал невидимый луч сканера. Он бежал, а под его ногами мёртво хрустело месиво изо льда, снега и пепла. И звёздный свод, бешено вращавшийся над головой, словно насмешливо кричал ему вслед: «Эй, куда спешишь? Там ведь нет ничего...». Но он бежал... спотыкаясь, едва не наткнувшись на острую пику затвердевшего, твёрже стали, япетианского снега... и обнаружил планетолёт станции в самом дальнем ремонтном доке, засыпанном наполовину ледяным крошевом и ещё каким-то неопределённым хламом.
Все следующие часы Сигурд и Сигрид готовили планетолёт к старту. Сигрид умело запрограммировала корабельный навигационный компьютер, заложив в его память координаты Земли и вероятные погрешности предстоящего маршрута. Кибернетический мозг, обработав полученный данные, выдал наиболее оптимальное решение и дал «добро» на старт. Подготовленный к длительному полёту планетолёт оторвался от мёрзлой поверхности Япета и, оставив за кормой молчание остывшего пепла и сверлящую боль потери, одиноко ушёл в пустоту вакуума.
Они летели домой. Сигурд и Сигрид. И ожидали ответа на запрос, отправленный на Землю и в близлежащие колонии. Но ответ был какой-то смутный, малопонятный, противоречивый — Солнечная система была атакована Чужаком. И не совсем ясно, кто он. Первое, окончившееся неудачей, столкновение с ним произошло рядом с Плутоном и в Поясе Койпера. Большие потери несут обе стороны.
Медленно разматывалась лента бессонных дней отчаянного полёта во тьме. Сигурд и Сигрид, как могли, поддерживали друг друга, но то, что они вместе пережили, было внутри их. И оно являлось им в коротких и неспокойных снах. В один из таких дней, чья тяжесть ощущается особенно непереносимо, Сигрид долго и пристально вглядывалась в безглазую черноту впереди... Её мысли блуждали где-то там, за обзорным экраном штурманского отсека.
- Знаешь, я только сейчас, как будто, поняла, что же произошло с нами..., - неожиданно сказала она. - Наш привычный мир можно разбить... Совсем как стеклянную ёлочную игрушку... Разбить вдребезги. И осколки разлетятся во все стороны. И, поверь, никто не сможет их собрать. И склеить заново.
- Да, я тоже не раз думал над этим... И случившееся мучает меня, лишая сна и рассудка, - ответил Сигурд. - Мы не знаем, что же произошло на самом деле. Мы знаем лишь одно — «кто-то» уничтожил наших близких и друзей.
- Меня ужасает это дьявольское спокойствие убивающей тьмы, мой добрый Сигурд... Но ведь мы одолели извечную тьму? Разве не так?
- Да, мы одолели... И прежде всего в самих себе. В душе своей. Но тьма ведь от этого никуда не исчезла, она просто затаилась в тени. И вот она снова испытывает нас. Она пришла — открыто, не таясь, непрошеная и негаданная. И если Земле суждено вступить в противоборство с ней — значит такова воля Вселенной. Значит, так суждено нам.
- Неужели всё повторяется снова? Но что если мы не сможем, не выдержим, сдадимся на милость неизвестности, которая намного сильнее нас? И тогда участь наша будет ужасной, - почти простонала Сигрид. - Мы исчезнем и порастём нефилимскими чёрными маками Зирды...
Тогда они всем существом своим ощутили присутствие извечной тьмы, Сигурд и Сигрид. И она не замедлила появиться — плотный, с исполинскими щупальцеобразными отростками и иглами, сгусток тьмы, мгновенно разрубивший беззащитный планетолёт багрово-чёрным огненным клинком и превративший его в груду обезображенных обломков.
Но они вырвались из беснующегося пламени и выжили. Скорчившись в неимоверно тесном чреве яйца спасательной капсулы, они продолжили свой путь в безвестность, надеясь на спасение. Сигурд чувствовал тепло тела Сигрид, полулежавшего в кресле рядом. И ощущал на своём лице дуновение её спокойного дыхания. И постоянно видел её глаза — всегда смеющиеся.
Они летели к Земле, Сигурд и Сигрид. Звёзды дрожали в крошечном квадратном иллюминаторе над головой. Зыбкий синевато-серебристый свет, проникавший снаружи, выхватывал из полумрака осунувшиеся, серые от усталости, лица двух спящих людей — юноши и девушки, стиснутых в скорлупках кресел.
Они дремали, Сигурд и Сигрид. А тьма, затаившаяся на их пути, была недвижима и, как будто, мертва, загораживая всей своей необъятной и изъязвлённой тушей звёзды. Она поглотила капсулу. И свет в иллюминаторе померк. Лишь огоньки помигивали на приборах в немом крике вязкой, точно дёготь, ночи. И ночь проникла внутрь капсулы и, к своему немалому удивлению, обнаружила там спящих. Она коснулась одного из них своим языком, поселив в нём, в омуте его разума, частицу себя. Сигурд ощутил её присутствие и вскрикнул от тупой и ноющей боли, пронзившей всё его тело, вплоть до самого последнего атома. Но пробуждения не последовало, ибо сон, где всё было серым, чёрным и кроваво-ржавым, не отпустил его. И он, Сигурд, был неотъемлемой частью этого сновидения, воплотившего наяву кошмары Босха и Брейгеля, у коего не было ни начала, ни конца. В этом сне из трупа небес сыпал мёртвый снег.
Звёзды отрешённо мерцали в иллюминаторе и двое, замкнутые в тесноте спасательной капсулы, скитающейся в пространстве, с надеждой смотрели на них. Они были сильно измучены дорогой, но, всё-таки, живы.
Наконец, Земля встретила Сигурда и Сигрид тёмным, с редкими соцветиями огоньков, покрывалом, наброшенным на ночное полушарие. И капсула, затормозив, стремительно понеслась к её поверхности. Пробив атмосферу, она, объятая языками голубоватого пламени, вонзилась в черноту, зиявшую внизу - подобно обессиленной звездочке, низвергнутой за какие-то прегрешения непознанными силами с тверди небесной на твердь земную.
Они вернулись домой. Двое, заглянувшие в очи непрошеной тьмы. Сигурд и Сигрид.
И снегопад скрыл их возвращение...
Малахитовый Терем
Ранним морозным утром лес тонул в молочно-сизых и безветренных сумерках. Изредка с неба, затянутого густыми, точно взбитые сливки, облаками, падали одинокие снежинки. Ели стояли вокруг молчаливые и грозные, совсем как рыцари-храмовники эры Тёмных Веков, закутавшиеся в головы до пят в плащи и сплотившиеся вокруг своего предводителя - великого магистра. Снег повалил с новой силой, когда сделалось совсем светло. И опять двое растворились в нём. Они шли, не оглядываясь, и утопая по колено в снегу. А ели устрашающе гудели над головами, иногда осыпая путников холодно-жгучей пудрой или сбрасывая прямо под ноги тяжеленные снежные комья.
Сигурд предположил, что примерно в половине дня интенсивного, с кратенькими передышками, пути должна начаться сеть поселений и городков Северного Венца, в свою очередь входившего в Северо-евразийский Континентальный Жилой Пояс. Там вполне могли быть люди. Но их присутствие нигде не ощущалось.
Ближе к полудню они, всё же, нашли следы людей. Сигрид разглядела за колоннами деревьев что-то белое, явно искусственного происхождения, и даже вскрикнула от неожиданности. Её голос прозвучал совсем странно в окружающей звенящей тишине. Быстро преодолев расстояние, отделявшее их от долгожданной находки, Сигурд и Сигрид вышли на небольшую поляну, в центре которой стояла старинная постройка, сложенная из дикого камня, с высокой, сужавшейся кверху, частью, завершавшейся крестом. Однако рядом с ней было безлюдно. Похоже, что люди здесь появлялись крайне редко, ибо все возможные подходы к зданию были скрыты под сугробами.
Сигурд с силой толкнул дверь, сбитую кем-то неизвестным из прочных, плохо оструганных, досок, и, после недолгих раздумий, вошёл внутрь. Там было тихо, холодно и темно. Сигурд огляделся и замер, увидев, что на него со стен пристально смотрят суровые и сосредоточенные взгляды людей, облачённых в длинные складчатые одежды. Чуть поодаль он заметил крылатого златокудрого юношу в ярко-синем облачении с алыми рукавами, в медных рыцарских латах и с прямым лучом меча в узкой девичьей руке с длинными пальцами. Сигурд посмотрел наверх и там, в зябкой дымке, заметил изображение женщины с ребёнком на руках. Женщина была молода и прекрасна. Она смотрела на Сигурда с любовью и какой-то едва уловимой тоской в васильковых глазах.
Сигурд резко обернулся, услышав шорох лёгких шагов, осторожно ступавших по каменному, выложенному из грубо обработанных плит, полу. И столкнулся лицом к лицу с Сигрид.
- Это храм, мой добрый Сигурд. Его построили в самом конце ЭРМ. Тут есть табличка с описанием его истории, - сказала она, выдыхая изо рта влажный, осыпавшийся кристалликами инея, пар. - Его построили в память о тех, кто лежит здесь, в этой горестной земле... Тут были могильники, Сигурд. А в них — люди.
- Люди? Но... зачем их нужно было убивать? И ради чего?
- В ту эпоху часто убивали, мой добрый Сигурд. Ты ведь помнишь, что это обычно делали те, кто больше всех любил рассуждать о благе для всего рода человеческого, - с грустью в заметно дрогнувшем голосе промолвила Сигрид. - Они выступали под разными знамёнами, часто говорили много хороших и даже разумных слов, но, увы, убивали все одинаково. И те, кто здесь лежит, прямое тому свидетельство. И именно потому здесь стоит этот храм...
- И всё равно я не понимаю... Зачем нам, людям Великого Кольца, беречь все эти сооружения? Мы ведь, вроде бы, вполне благополучно пережили времена наивной религиозности и пришли, в конце концов, к счастливым временам подлинно человеческого согласия. И наше осмысление религии ныне совсем иное. То есть мы, конечно, не отрицаем её бездумно и находим немало положительного и важного в религиозных и идеалистических исканиях. И, тем не менее, не ставим религиозное во главе угла и руководствуемся, как будто, вполне разумными установками, - вырвалось у Сигурда.
- Кажется, я только сейчас поняла, мой добрый Сигурд, почему в нашу эру Великого Кольца люди всё равно почитают храмы и подобные им места, хотя и давно позабыты многие священные слова и смысл многих культовых обрядов навеки утрачен. Кажется, ещё в ЭРМ кто-то из позабытых мыслителей обмолвился, что всё начинается с фанатичного и кровавого разорения храмов и превращения их в загоны для скота. Да только вот потом рано или поздно появляются загоны для людей. Почти вся эра Разобщённого Мира прошла под этим зловещим знаком. Знаком разорения святилищ и строительства загонов. Их часто разрушали до основания, но на их месте тут же возникали другие святилища или вообще оставался пустырь... Или появлялся загон... а в том загоне - люди, - ответила Сигрид и опустила глаза, чьё светлое злато сделалось печально-тусклым.
- Да, Сигрид... Горы трупов за нашими плечами... И это несоизмеримая ни с чем цена. И, боюсь, что и сейчас нам угрожает нечто подобное. Не сломаемся ли мы, не превратимся ли в опьянённых охотой и убийствами зверей? Как встретим мы Чужака?
- Я не могу ответить на твой вопрос, мой добрый Сигурд. Впрочем, мы давно уже не дети, ибо пора нашего детства прошла. Будем полагаться на человечность, разум и меру. И если человечество не позабудет о том, то шанс у нас есть. И не только у нас, но и у всего Великого Кольца. Братья не оставят нас! - уверенно ответила Сигрид окрепшим голосом.
Потом они молчали в синей тишине храма. Бледный и неверный свет едва пробивался через узкие оконные проёмы наверху, под самым купольным сводом, мастерки расписанном шести и восьмиконечными звёздами, ликами-светилами и летящими трубачами с крыльями за плечами. Сигрид увидела юношу-воина и залюбовалась им. В этой архаичной и удивительно простой настенной росписи было что-то трогательное, искреннее и тёплое. Она не знала, кем был этот юноша и кого защищал его меч. Но одно было безусловным — он стоял на страже покоя матери и малыша, прильнувшего к её груди.
Чей-то едва слышный шёпот за спиной заставил Сигурда и Сигрид резко обернуться. В дверном проёме, загораживая собой свет, стоял кто-то и рассматривал их с явным любопытством.
Сигурд негромко спросил:
- Эй, кто вы?
И тогда этот непонятный «кто-то» шагнул вперёд и, сделав ещё шаг, замер на месте. Приглядевшись повнимательнее, Сигурд и Сигрид поняли, что перед ними стоят двое подростков в одинаковых зимних куртках и накидках с поднятыми капюшонами. Один из них, сжимающий в руке что-то похожее на длинный шест, скинул с головы капюшон. И тут Сигурд и Сигрид увидели серьёзное и красивое лицо девочки лет тринадцати-четырнадцати, чьи мягкие янтарно-золотые волосы были заплетены в две толстые косы. Чуть выше её глаз, пылавших пронзительно-чистым изумрудным светом, сиял лёгкий головной обруч, украшенный гравированными ветвями дуба и усеянный микроскопическими блёстками. Сигрид сразу же сравнила её с Ведой Конг в образе вольной и гордой норвежской королевы. «Она совсем как Веда, эта девчушка... Такая же красивая, юная и бесстрашная», - подумала она и приветливо улыбнулась. В ответ на личике девчонки тоже появилась дружеская улыбка. Она подняла руку в приветствии. Её спутник подошёл ближе и тоже сбросил капюшон, открыв узкое, с бледной кожей, лицо темноволосого и кареглазого мальчишки.
- Это Эрн, - представила девчонка своего спутника. - А я - Скади. Богиня-охотница! Хранительница этой чащобы и священных рощ!
- Приятно вот так, наяву, встретиться с юной богиней! Дерзкой и стремительной. Совсем как северный ветер. Надеюсь, ты будешь гостеприимна к нам, усталым путникам, - добродушно рассмеялась Сигрид, изрядно удивлённая столь поэтичным ответом.
Скади хотела что-то сказать, однако вместо неё ответил Эрн. Он строго взглянул на подругу, словно та произнесла некую пустопорожнюю глупость:
- За Перевалом Троллей патруль из Малахитового Терема обнаружил разбитую спасательную капсулу. Судя по её состоянию, она долгое время странствовала в открытом космосе. И, вероятно, несколько дней назад прибыла на Землю. Мы попытались отыскать выживших, но поиски пришлось прекратить из-за разыгравшейся метели. И ещё из-за звездолёта Чужаков, появившегося на земной орбите.
- Тьма..., - пробормотал про себя Сигурд, вспомнив сон, снившийся ему постоянно. - Убивающая и разумная...
- Звездолёт Чужаков? - переспросила Сигрид.
- Чужак появился на орбите несколько дней тому назад и подверг бомбардировке приполярные области, - ответила Скади. - Его не сразу удалось засечь, так как корабль был окутан очень необычным и плотным экранирующим полем. Но и оно не спасло его... Сначала звездолёт Чужаков повредили и уже в атмосфере Земли уничтожили огнём орудийных батарей и ракетами. Да, и они смертны!
Эрн кивком подтвердил её слова. Потом он долго рассказывал Сигурду и Сигрид обо всём, что произошло на Земле и в Солнечной системе, начиная с момента появления Чужака: о гибели Бастиона на Плутоне, о жестоких бомбардировках юпитерианских лун, об организации Совета Стратегии и Мобилизации и быстрой эвакуации жителей жилых поясов. Иногда Скади дополняла его.
День нехотя угасал и бесследно таял в сгущавшихся вечерних сумерках. В неосвещённом помещении стало совсем темно. И тогда Эрн предложил всем поскорее покинуть храм. Но Сигурд и Сигрид на немного задержались там, чтобы попрощаться с фресками. Они ходили от фрески к фреске, разглядывая их в свете ручных фонариков. Крылатый юноша-воин по-прежнему сжимал в руке крестовину меча, а небесная мать нежно оберегала своё небесное дитя.
Собравшись, было, уходить, Сигрид нашла кое-что ещё - деревянный крест, тёмный и страшный, с прикреплённым к нему колючим венцом, сплетённым из ржавой, утыканной угрожающе торчащими шипами, проволоки. Не без опаски коснувшись креста пальцами, она ощутила обжигающий холод изуродованного металла и неровную поверхность старого дерева. Потомки, соборяне эры Великого Кольца, сохранили этот скорбный символ, омытый слезами и кровью, дабы всегда помнить о той цене, которая когда-то была заплачена человеком за его восхождение к звёздам.
Неподалёку от храма, под высоченной разлапистой елью, утопал в сугробе «кузнечик» - мобильный, идеально подходящий для сверхдальних путешествий, робот-прыгун - ну совсем юркий и проворный Конёк-горбунок, явившийся из волшебной сказки! Эрн набрал на панели-трилистнике «кузнечика» нужную комбинацию, виртуозно щёлкнул клавишами, после чего сказал с явным удовлетворением в голосе:
- Где-то через час прибудет винтолёт из Малахитового Терема и доставит вас в безопасное место. Пока же будем ждать его здесь, на поляне! А у нас со Скади ещё много дел и свершений впереди...
- А вы? Разве вы не собираетесь возвращаться? - поинтересовалась Сигрид. Впрочем, это решение Скади и Эрна её нисколько не удивило. Судя по возрасту, им совсем немного оставалось до начала Подвигов Геркулеса и они были вполне самостоятельными и ответственными за свои поступки молодыми людьми.
- Позже вернёмся, - коротко бросила Скади и, видимо решив сразить чем-то потрясающим только что приобретённых знакомых, продолжила. - Мы ведь Послушники-Следопыты. И в качестве испытания избрали трудное Послушание Паладина. То есть долгий разведывательный рейд к Перевалу Троллей и ещё дальше, прямиком до Звенящих Фьордов, к кромке океанических льдов. Это почти восемь дней пути. Но испытание того стоит. Если справимся, то нас наверняка примут в ряды Ордена Милосердия.
- Что это за Орден? - спросил Сигурд. - Видимо, это какая-то очень важная и секретная организация? Неужели мы встретились здесь, в этой чащобе, с рыцарями-паладинами Тёмных Веков?
Слова Сигурда, сказанные им не без лёгкой иронии, явно задели Скади, но, тем не менее, она терпеливо ответила:
- Ну, какая-то доля истины есть в ваших словах. Мы очень хотели бы походить на средневековых рыцарей-паладинов. Но только не играть в них, а быть ими на самом деле. Потому и появился в Малахитовом Тереме наш Орден. - Прости, я никоим образом не хотел обидеть ни тебя, ни Эрна, - поспешил загладить свою вину Сигурд. - И мне понятен ваш искренний, рвущийся из самой глубины души, порыв к справедливости, красоте, любви и свету. Если ваше рыцарство — это не игра, но ступень к совершенствованию тела и духа, то это только замечательно.
- Это и есть игра, - вмешался в разговор Эрн. - Но это игра, где человек сполна познаёт сам себя. Да, мы играем, но делаем это максимально ответственно и, разумеется, с оглядкой на мудрый опыт наших старших товарищей. Это наша школа. Союз верных друзей. Братство, наконец. Да, братство равных. И ещё подготовка к будущим Подвигам Геркулеса.
- И это хорошо! - весело рассмеялась Сигрид. - Надеюсь, что однажды вы пригласите меня к вашему дружескому Круглому Столу. Жду приглашения, о, доблестные паладины!
И в знак почтения, подражая далёким предкам, приложила к сердцу ладонь и поклонилась.
В заметно потемневшем лесу что-то загудело, засверкало и из-за деревьев горделиво выплыл силуэт винтолёта. Он завис над поляной совсем как огромная сказочная птица, высветив бортовыми прожекторами бледно-жёлтый круг на снегу. Затем мягко, гася огни, опустился в облаке взметённой ввысь тончайшей снежной пудры. Из прозрачной каплевидной кабины винтолёта вышли двое — высокий широкоплечий мужчина в плотной зимней накидке с капюшоном и тоненькая стройная женщина в вязаной шерстяной шапочке и короткой куртке с поднятым воротником.
- С возвращением со звёзд, скитальцы! - радушно произнёс незнакомец. Он широко шагнул к Сигурду, разминая озябшие пальцы рук. Под его ногами, обутыми в меховые сапоги, скрипел и проседал снежный наст.
- Да, это великое счастье — вернуться... Особенно после того, что пережили мы вдали от дома... Я и Сигрид, - отрывисто сказал Сигурд и обернулся к спасителям-паладинам, которые незаметно отошли к своему «кузнечику» и готовились продолжить экстренно прерванное путешествие. Скади что-то горячо обсуждала с Эрном. Похоже, он с чем-то не соглашался и периодически демонстрировал спутнице карту маршрута. До слуха Сигурда и Сигрид донеслись обрывки слов: «...а вот здесь мы свернём на просеку, затем пересечём две речушки... завтра, ближе к обеду, выйдем к водопадам... Ну как ты не понимаешь, что вот здесь путь можно сократить... Ну смотри же сюда, непонятливый...».
- Благодарите наших рыцарей-паладинов. Именно они обнаружили нас и вызвали помощь, - поспешила уточнить Сигрид, обращаясь к пилотам винтолёта. И на её лице, раскрасневшемся от крепкого морозца, появилась благодарная улыбка.
- О, Орден — это очень серьёзно! - усмехнулась в ответ незнакомка и озорно хлопнула в ладоши. - Это игра на всю жизнь!
А между тем хлёсткий северный ветер очистил небо от облачной пелены, разорвав облака в жалкие клочки и разметав их во все стороны. А на обнажившемся глубоком чёрном фоне заблестели гирлянды звёзд земной зимы. Винтолёт поднялся в морозный, вкусно пахнущий, воздух и взял курс на Малахитовый Терем, оставив внизу, в темноте, странников-паладинов, чей «кузнечик» вскоре грациозно запрыгал, искусно маневрируя между деревьями, к Перевалу Троллей.
Сигурд и Сигрид стояли на открытой площадке винтолёта и любовались звёздами. Они соскучились по небу Земли и сейчас, в этот момент, оно казалось им особенно близким и родным. Их новая спутница Томирис живо и очень образно рассказывала им о Малахитовом Тереме - городе-гиганте, скрытом в толще горного хребта, чьи конические вершины тянулись до побережья северного океана и, миновав широкий пролив, переходили в острова Метельного Архипелага. Город спланировали и начали строить ещё в самом конце эры Разобщённого Мира, когда над человечеством нависла угроза глобальной войны. Первоначально он был колоссальным убежищем-ковчегом и хранилищем, но затем, в эру Мирового Воссоединения, его превратили в превосходный, отменно оснащённый техническими новинками, научно-исследовательский комплекс и, параллельно, в испытательную лабораторию. Позднее Малахитовый Терем был значительно перестроен и расширен: в нём появились благоустроенные жилые ярусы и многоквартирные дома-«ульи», равномерно распределённые между остальными городскими районами. Из-за начавшейся Войны и разрушительных ударов Чужаков, прорвавшихся к Земле, население города существенно увеличилось за счёт спешно эвакуировавшихся жителей посёлков и городков Северного Венца.
За бортом винтолёта медленно плыли горы, поросшие колкой щетиной лиственных и хвойных лесов. В просторных горных долинах бешено грохотали быстрые речки и блестели зеркала озёр. Одна из таких долин, стиснутая с трёх сторон почти отвесными скальными стенами, была удивительно живописна — на её дно с чудовищной высоты низвергались водопады. Покинутые городки Северного Венца производили тягостное впечатление на тех, кто видел их впервые — тёмные неосвещённые линии улиц, овалы, треугольники и квадраты площадей, запорошенные снегом парки и сады, правильные геометрические фигуры кварталов, едва угадывавшиеся в глухой полутьме.
Винтолёт уверенно обогнул одинокий, открытый всем стихиям, скалистый пик, на чьей обветренной вершине темнел контур высокого сооружения, отдалённо похожего на остроконечную башню, где, быть может, вполне мог бы жить могущественный чародей. И вдруг, утратив несуществующую опору, завис над пастью бездонной пропасти, угрожающе дышавшей стужей Коцита, воспетого гением Данте Алигьери. Но всегда голодная бездна так и не осмелилась сожрать летящего смельчака и пропустила его дальше, к гостеприимному дому. Дом был где-то там, в тревожной лиловой мгле. И только необычайно крупные, сродни спелой смородине, зимние звёзды всё также непринуждённо и мирно дарили свой свет спящей Земле.
Орден Милосердия
- То есть вы хотите сказать, что мы имеем дело с так называемой замкнутой системой, которая распространилась в космос, перестав быть локальной? Нет, это поразительно! И, тем не менее, как Великое Кольцо могло допустить подобное болезненное отклонение?
- Да, в некотором роде мы действительно столкнулись с чем-то из ряда вон выходящим. Корны, как именуют себя сами Чужаки, создали за десятки, а то и сотни тысяч лет эволюции уникальную, жизнеспособную и исключительно замкнутую систему, чья цель, в принципе, вполне ясна — дальнейшее эволюционирование за счёт тех, кого она азартно убивает. То есть хищник улучшает свою породу за счёт растерзанных им жертв. Особенно если эти жертвы — мыслящие существа высшего порядка. Вот что удивляет, прежде всего. Следовательно мы, люди, что-то вроде экспериментального полигона для корнов. То есть нас они уничтожают, но и за счёт нас же хотят перескочить на следующую эволюционную ступень.
- Уважаемый секретариат, позвольте внести необходимое уточнение. Итак, более восьмидесяти семи лет назад мы получили короткий, длительностью всего в несколько стандартных минут, обрывок сообщения, некогда посланного по Великому Кольцу неведомым «отправителем». Точнее, этот «отправитель» был когда-то известен, но теперь его попросту нет... физически. В дешифрованном сообщении говорилось о неких «смертоносцах», убивающих всё живое. Там же было и что-то вроде предупреждения, кода наивысшей опасности. Помнится, Совет Звездоплавания долго обсуждал его и принял окончательное решение о начале строительства оборонительных Бастионов. Первый Бастион, как вы помните, был построен пятьдесят лет назад в Поясе Койпера почти одновременно со станциями слежения на Плутоне и Тритоне. И, тем не менее, всё равно было очень трудно поверить в то, что в эру Великого Кольца возможно вторжение откуда-то извне. Разве может разум, достигший запредельной вершины могущества, нести гибель другому, также прошедшему через горнило страданий, разуму?
- Но ведь если вы обратитесь к архивам сообщений, принятых когда-либо по Великому Кольцу, то там встречаются данные и о неприятных «исключениях». Пусть они и редки. Вспомните, хотя бы, так называемую «Тризну Гекатонхейров» в планетной системе Фомальгаута. Или малопонятные, расшифрованные лишь отчасти, образы, полученные из области Алголя, где по сведениям Великого Кольца есть обитаемые миры, достигшие высочайшего технического уровня. Разве это не подтверждение факта боевых действий в космосе?
- Теперь, особенно после вторжения корнов, несомненно. Хотя ранее подобные теории и прогнозы считались чем-то крамольным. Их, конечно, принимали к рассмотрению, однако сам факт целенаправленного столкновения высокоорганизованных цивилизаций, вышедших в космос, казался ненормальным и даже более того - абсурдным.
- Надеюсь, что уважаемый секретариат Совета Стратегии и Мобилизации получил последние данные о корнах, обработанные нашими исследовательскими лабораториями? Нами была проделана очень объёмная, многотрудная и кропотливая работа, не обошедшаяся без открытий и, увы, мрачных сюрпризов. - Да, ещё раз благодарим вас! Конечно же, выявленные вами аномалии — это страшнейшее свидетельство существования инфернальной формы так называемой «жизни». И эта «жизнь» несёт угрозу не только нам, но и всему Великому Кольцу. Достаточно обратиться к весьма своеобразному генетическому коду агрессора или же сложнейшей конструкции его звездолётов, где, в частности, помимо превосходных кибернетических сетей и иной техники широко используются живые ткани и наборы генов, имеющие самое непосредственное отношение к мыслящим созданиям. Таким образом становится понятно, что мы столкнулись с крайне изощрённым и нечувствительным к чужим страданиям разумом «зверобогов», коих, что немаловажно, когда-то почитали наши предки. К ним они обращали свои мольбы и для них же строили храмы и возводили алтари. И покорно проливали моря крови, чтобы избежать их гнева.
- То есть вы хотите сказать, что корны используют принцип биоконструктора? Непостижимо! Невозможно!
- Именно так! Если на Земле подобные эксперименты были запрещены очень давно, то корны максимально усовершенствовали их. И, вероятно, что и наши гены также должны когда-нибудь занять своё надлежащее место в их «конструкциях»... Какая-то часть человечества будет истреблена, тогда как оставшаяся, самая запуганная, покорившаяся, низведённая до животного состояния, превратится в безропотных прислужников новоявленных «господ»... Таково наше будущее, если разум покинет нас... Гибель и забвение.
На экране ТВФ глава Совета Стратегии и Мобилизации, верховный стратег, носивший звучное, восходящее ещё к полузабытым временам кельтской Британии, имя Бран Грене, закончил своё выступление и объявил заседание закрытым. Его речь была одобрительно встречена аудиторией.
Сигурд извлёк из треугольного гнезда проектора погасшую пирамидку мнемозаписи и устало прилёг на откидную койку, заложив руки за голову. В тесной каюте, где с трудом размещались два человека, было прохладно и покойно. Лишь из внешнего коридора доносился ровный и почти неслышный гул атмосферных генераторов. Вслушиваясь в тишину, Сигурд думал о том, что с ним и Сигрид случилось за истекшие полгода, переполненные событиями: недели пребывания в Малахитовом Тереме, новые добрые друзья, участие в заседаниях Совета Стратегии и Мобилизации, а также Совета Звездоплавания, изнурительная работа на лунной орбите, где в спешном порядке достраивался Третий Лунный Бастион, оснащённый мощнейшими боевыми импульсными излучателями, ракетными установками и более совершенными системами обнаружения кораблей противника. Теперь новым пристанищем для Сигурда и Сигрид стала могучая крепость-исполин «Яросвет», дрейфовавшая на орбите Земли на высоте более пятидесяти тысяч километров. Это был настоящая, окутанная силовыми полями и защищённая панцирем брони, космическая твердыня, в чьих гудящих недрах кипела жизнь. По лабиринтам переходов, коридоров и тоннелей постоянно курсировали погрузчики и транспортёры. В штабных залах, в окружении мониторов и гемисферных экранов, стратеги разрабатывали и моделировали оборонительные тактики, а также планировали возможные удары и тестировали их с помощью нейровиртуальных имитаторов. У орудийных излучателей денно и нощно дежурили обслуживающие команды комендоров, а в зеленоватые объёмные экраны систем слежения пристально вглядывались зоркие глаза наблюдателей, подключённых к Монсальвату - крепостному кибермозгу, взаимосвязанному со всеми Бастионами в окрестностях Земли и Луны. В причальных доках «Яросвета» терпеливо ожидали своего часа юркие, быстрые и изящные стреловидные корабли-глайдеры, ощетинившиеся иглами излучателей и ракет. Сигурд и Сигрид в совершенстве освоили управление лёгким маневренным глайдером и добровольно вошли в состав Первой Линии Обороны, подчинённой лично верховному стратегу. Состав Линии непрерывно пополнялся новыми, обученными на совесть, пилотами, техниками и операторами-наводчиками. Новички постоянно тренировались на тренажёрах и в открытом космосе.
Иногда Сигурд и Сигрид отправлялись в дальнее патрулирование обширнейшего сектора пространства между Землёй и Луной. Их кораблики, подобно причудливым серебристо-лазурным бабочкам, парили над безмятежным земным сиянием и скудной лунной монотонностью, ничуть не изменившейся с того знаменательного момента, когда человек впервые увидел её вблизи. Они мчались над жерлами кратеров, затенёнными цирками, изломами горных хребтов и пыльными морями Луны — всё такими же дикими и необжитыми, что и миллионы лет назад. Несчётное число раз Сигурд и Сигрид созерцали величественный восход серпика Земли над безжизненным горизонтом. И будто заново открывали для себя это, воистину, поразительное зрелище, когда-то в отдалённом прошлом потрясшее их отважных предков. Глайдеры неслись над ночным полушарием Луны, где во тьме прятались мегаполисы и посёлки внутри защитных куполов, промышленные комплексы на дне кратеров и причально-стартовые чаши космопортов. На противоположной стороне, залитой лучами Солнца, Сигурда и Сигрид встречала ослепительная громада Первого Лунного Бастиона, похожая на невообразимого размера «цветок», чей вертикальный десятикилометровый «стебель», составленный из тысяч и тысяч модулей, блоков и отсеков, был увенчан не менее грандиозным «бутоном» размером с целый город. Ещё дальше, почти на границе света и мрака, возвышался колосс Второго Лунного Бастиона. И где-то по ту сторону полуночи достраивался Третий. Его силуэт, оконтуренный редкими огоньками, почти терялся в звёздной беспредельности. Но факел Солнца снова загорался на непрозрачных лицевых щитках гермошлемов пилотов и тогда глайдеры, выпрыгнув из ночи, спешили ему навстречу.
Сигурд и Сигрид шагали по гулким плитам корабельной палубы «Яросвета», сжимая в руках массивные шлемы своих скафандров — совсем как рыцари-паладины в доспехах и кольчугах, отправлявшиеся в Крестовый поход на самый край известного мира. Док, залитый неярким бледно-жёлтым светом, был заполнен стрелами глайдеров и патрульных судов, снующими из конца в конец транспортёрами, погрузчиками и людьми — техниками, кибернетиками, рабочими и пилотами. На продолговатом вогнутом настенном экране беспорядочно мелькали изображения: новости единой информационной сети Земли и Солнечной системы, чередовавшиеся с потоком внутренних сообщений. Информацию о столкновении с кораблём корнов близ Ио сменило нерадостное известие о массированной бомбардировке Алой Гавани на Ганимеде и жертвах среди его жителей. Его слушали все вместе, молча, сжимая кулаки. Затем расходились по своим делам.
Закрывшись в своей каюте, Сигурд падал на койку и тут же засыпал. Но сны его были тяжёлыми. И всегда одними и теми же — с пеплом, который всё сыпал и сыпал беспрестанно из чужих сгоревших небес. И он, бывший неотъемлемой частью враждебного пейзажа, сливался с этим горьким пеплом. Он сам был этим пеплом.
Сигурда вернул из небытия тихий перезвон колокольчиков. Он очнулся и увидел на вспыхнувшем экране ТВФ обаятельное личико своей юной знакомой Скади — богини-охотницы и рыцаря-паладина из Малахитового Терема. Она улыбнулась своей наивной детской улыбкой и спросила:
- Я, кажется, случайно разбудила вас? Мне передали, что вы только что вернулись из полёта...
- О нет, моя прекрасная госпожа! - бодро отозвался Сигурд. - Ваше появление несказанно меня обрадовало.
- Я тоже рада вас видеть. И Сигрид. Сейчас я тоже вижу её.
- Конечно же, она рада видеть тебя, Скади! Как дела у нашего доблестного рыцаря Эрна?
- Нас, таки, приняли в Орден Милосердия! Хотя и несколько запоздало. Ну... тут не обошлось, разумеется, без кое-каких «козней» и «интриг»... Куртуазные игры, одним словом.
- Я очень рад за вас, друзья! Надеюсь, что вы, став настоящими рыцарями Ордена Милосердия, будете милосердны к тем, кого нужно поднять из праха. Будьте добры и милосердны к ближним и дальним. Надеюсь, я всё верно сказал?
- Да, пожалуй..., - и тут на лице Скади появилась тень тревоги. - Но как быть милосердным к тем, кто убивает тебя? Да, нас учат добру, любви, терпению, состраданию. Твердят о том в Школах. Но Алая Гавань испепелена... Там погибли те, кого я люблю. Как я могу быть милосердной, когда так хочется ненавидеть?
- Я понимаю тебя, Скади... Вполне понимаю тебя и твоих товарищей, ибо вы столкнулись с тем, что человечество навсегда изжило в себе. Что я могу вам сказать? И я такое же дитя войны, что и вы. Дитя, взглянувшее в лицо смерти. Порой мне бывает страшно и тогда человек эры Великого Кольца куда-то уходит, а на его месте появляется испуганное двуногое существо, наделённое по какому-то недоразумению способностью мыслить и анализировать. Но этот страх мы, всё же, преодолеваем. Здесь, на «Яросвете», я постоянно вижу это. Да, Скади, мы ненавидим, но это ненависть не животного, готового растерзать кого угодно в кровавые клочья...
- Но что если оно снова возобладает в нас, захватит полностью, будто вирус, всё наше существо? Ведь мы ничем не будем тогда отличаться от чужаков-корнов... Хотя и они существа невероятной красоты, а совсем не мифические чудовища-кровососы, наделённые клыками, шипами и перепончатыми крыльями, - вырвалось у Скади.
Сигурд вспомнил, когда впервые увидел корна... Точнее, его увидело всё человечество. По информационной сети транслировалось заседание Совета Стратегии и Мобилизации, начавшееся с демонстрации тел погибших агрессоров. Наверняка все ожидали увидеть что-то омерзительно-отталкивающее и безобразное. Но, к величайшему изумлению, под устрашающего вида скафандром обнаружились человекообразные создания с утончёнными чертами лиц небожителей и идеальным телосложением. Одно из них оказалось женщиной, чья манящая красота завораживала. Она смотрела на потрясённых людей невидящими, широко раскрытыми, глазами с тёмно-рубиновыми искорками в потухших зрачках. Она словно манила к себе и сладко шептала: «Приди! И я сдамся на твою милость, о, смельчак...». Но то был губительный зов Медузы Горгоны, обращавшей в камень всех, кто отваживался взглянуть на неё. Другой представленный мёртвый корн был юн и строен. В прошлом подобных ему называли «дьявольски привлекательными». Многие тогда задавались одним и тем же вопросом: «Почему Зло оказалось таким божественно прекрасным?».
- Да, Скади, нередко Зло может предстать и в таком вот очаровательно-хищном виде... Вспомни, хотя бы, тех же «белокурых бестий». Этот миф ведь долгое время пестовался людьми, - ответил, собравшись с мыслями, Сигурд. - И даже тогда, когда, как будто, были отправлены в небытие все те, кто во имя этого мифа начал одну из самых кровопролитных войн в человеческой истории. Да и моё ведь имя также имеет, скажем так, некоторое отношение к демоническим «белокурым бестиям»...
- Кажется я понимаю, почему... Сигурд-Зейфрид-Зигфрид... Так звали героя-победителя в древнегерманских сагах. Он победил дракона, завладел сокровищем и тем самым навлёк на себя проклятие, впоследствии погубившее его, - заметила Скади. - И никакое сверхчеловеческое могущество не спасло его...
И тут, так и не договорив и вспомнив о чём-то сверхважном, о чём забывать непростительно, она воскликнула:
- Я приготовила специально для вас с Сигрид запись нашего Орденского действа. Мы организовали его вместе с Наставниками больше месяца назад, в Зале Мистерий. Вы ещё помните его? Впрочем, многое в его облике изменилось...
После этих слов личико Скади исчезло на экране ТВФ, а на её месте появился огромный, длинный и слабо освещённый зал с высокими, терявшимися в полумгле, сводами. И вдруг серебристо-голубой свет, появившийся откуда-то сверху, из источника, недоступного взорам, затопил всё вокруг, проникая даже в самые отдалённые и сильно затемнённые уголки. И тут Сигурд (как и невидимая Сигрид) понял, что он видит перед собой сияющие шаровые скопления, туманности, пылевые облака и мириады звёзд... Он узнавал их... Ригель, Вега, Алголь, Фомальгаут, Денеб, Канопус, Антарес, Ахернар... Звёзды то приближались к зрителю, то плавно удалялись назад. Вот мелькнуло и тут же пропало в жемчужной дымке солнце-гигант, вокруг которого вальсировали шарики планет. Умирающее красное солнце и планетка, заключённая в никогда не тающую скорлупу льдов. Планета земного типа с шапками облаков, нетронутыми зелёно-рыжими континентами и аквамариновыми океанами, кружившая рядом с ласковым медово-золотистым светилом. Планетная система Веги, исследованная погибшим «Парусом», пронеслась мимо, дохнув жаром свирепого пламени. «Ведь это же наше Великое Кольцо!», - догадался Сигурд и придвинулся ближе к экрану. Там, в звёздном сиянии, кто-то шёл ему навстречу. А ещё через мгновение он увидел их... Мальчишки и девчонки в просторных летящих одеждах — будто это были не короткие плащи и свободного кроя куртки с нашивками, стилизованными под средневековые гербы, но крылья вольнолюбивых лебедей. А впереди всех шествовала Прекрасная Дама — королева и повелительница сердец... Она... Богиня-охотница и рыцарь-паладин Скади в длиннополом, расшитом причудливыми фосфоресцирующими узорами, платье. На её пушистых волосах, заплетённых в тугие косы, красовался высокий самоцветный венец, а на тонкой девичьей шее золотилось ожерелье. Скади-королева шла и пела. И Сигурд с Сигрид услышали её чудесную песню — простой, но так трогающий душу, напев. И слова поэта, когда-то жившего и страдавшего на Земле.
Легенду мы поём из звуковых примет.
В кошмарных звёздностях, в безмерных безднах мира,
В алмазной плотности бессмертного эфира —
Сон Жизни, Изумруд, Весна, Зелёный Свет!*
В чертах Скади действительно было что-то от Веды Конг — та же стать, та же горделивость и дерзкая, подлинно королевская, красота. Она замерла на месте, а звёздная метель принялась кружиться вокруг неё. Казалось, что её великолепное одеяние всё соткано из нитей небесного огня. Скади вытянула перед собой тонкие руки и в её узких раскрытых ладонях ярко вспыхнула серебряная звезда. Она разгоралась всё ярче и ярче, пока не превратилась в косматый, усеянный лесом протуберанцев, огненный шар народившегося только что светила. Из светящегося марева газа и пыли выплыли крошечные шарики-бусины, тотчас же закружившиеся в хороводе, чьи участники были заворожены феерией животворящего огня. Миниатюрная планетная система состояла из планет-гигантов, планет земного типа и неизменного пояса астероидов. Кометы с пышными пламенными хвостами носились в пространстве, едва не сталкиваясь с планетами. Правда, одна из них всё же столкнулась с окраинной планетой, чья атмосфера обычно примерзала зимой к каменистой поверхности, и расколола её на части.
Но вот из ладоней Скади выпало что-то похожее на семечко. Оно упало куда-то вниз, в мутно-бурое взлохмаченное пятно туманности, распластавшейся у её ног. Но семечко не погибло и начало потихоньку прорастать, тянуться ввысь, пока не превратилось из полупрозрачного ростка в великанское белое древо с раскидистой кроной.
Скади и её верная свита собрались вокруг этого призрачно-нереального древа и, взявшись за руки, запели высокими, чистыми, ещё детскими, голосами:
Есть всё, что будет вновь и вновь,
Хотя в других сердцах, не в наших.
Но, милый брат, и я, и ты -
Мы только грёзы Красоты,
Мы только капли в вечных чашах
Неотцветающих цветов,
Непогибающих садов.**
Сигурд и Сигрид видели лица мальчишек и девчонок, рыцарей-паладинов Ордена Милосердия, лучащиеся светлым благородным спокойствием. И каждый из них нёс в надёжном хранилище собственного сердца невесомое семечко могучих деревьев непогибающих садов Вселенной. И драгоценную невесомость этого семечка ощущали в себе двое, взглянувшие однажды в лицо чужой пришлой тьмы... Двое... Сигурд и Сигрид.
Вскоре они опять неслись в корабликах-бабочках над беспроглядной ночью обратной стороны Луны. И внизу, под кормой, расстилалась безысходная чернота. Рассвет застал их рядом с достроенным Третьим Лунным Бастионом, что грациозно выплывал из пелены мрака навстречу Солнцу, едва заметно вращаясь вокруг своей оси. Сигурд и Сигрид взвились над Бастионом, озорно маневрируя между ветвистыми мачтами центра связи, зарослями диспетчерских башенок и целыми кварталами наружных модулей, где превалировали кубические, пирамидальные и шаровидные сооружения. Они ныряли из света в тень и обратно. Они влетали в узкие, тускло освещённые, коридоры технического комплекса и через считанные секунды зависали над гигантской, диаметром в сотни метров, причально-стартовой чашей, куда могли свободно садиться и откуда столь же свободно могли взлетать большие корабли.
Полюбовавшись со стороны танцем Третьего Лунного Бастиона, Сигурд и Сигрид направили глайдеры за орбиту Луны. Менее чем через два часа стремительного полёта её узенький серпик мерцал вдали. И где-то там, в молчании космоса, высокочувствительные внешние сканеры уловили и обозначили на экранах сгусток угрозы, пульсирующий подобно рою растревоженных насекомых. Он направлялся к Земле — чудовищный, безразмерный, таящий в чреве своём смертоносное, напитанное древним ядом, жало. Сигурд и Сигрид знали, что уже сейчас, в эту самую минуту, во всех отсеках, каютах, залах, галереях, коридорах, тоннелях и шлюзах «Яросвета», «Тэнгри», «Сварога» и Лунных Бастионов гудел призывный набат тревоги - печальный и грозный. Стаи кораблей-глайдеров строились в боевые порядки, хмурые и всегда сосредоточенные комендоры в громоздких сенсорных «доспехах» программировали орудийные и ракетные системы, а в штабных залах, внутри мерцающих сферических карт-голограмм, стратеги заканчивали расчёты и направляли в командные центры последние указания.
Но Сигурд почему-то думал о совсем другом... О том, что он порой вспоминал. О тихом снеге земной зимы, что таял в его ладонях.
Сигурд и Сигрид смотрели прямо в лицо близящейся тьмы...
*Стихотворение Константина Бальмонта
**Стихотворение Константина Бальмонта
Полёт Гаэтана: Прелюдия
Они очнулись. Точнее, вернулись из небытия, совершив несколько гигантских прыжков в непроницаемо-серой неопределённости. Открытые глаза сконцентрировались на молодой клейкой листве, успокаивающе шумящей над головой. Остро, кружа голову, пахло росистым утренним лугом. Это был целый коктейль запахов, где утончённо перемешались душистое разнотравье и прохладная сладкая влага. Где-то вдалеке, на противоположном берегу озерца, куковала в чаще невидимая, также пробудившаяся, кукушка.
Он понял, что вернулся. Повернув голову набок, он увидел её — приходящую в себя после завершающей фазы виртуального нейросна с поразительно реалистическими сновидениями. Она заметила его, присела на ложе, потянулась, шумно вдохнула ароматный воздух и рассмеялась:
- Ну, как на сей раз тебе спалось, о, мой повелитель? Надеюсь, что теперь то уж ты точно готов покорять звёзды...
Он зевнул, раз-другой моргнул, спустил босые ноги вниз, прямо в мокрую траву, после чего выдохнул:
- Я помню, Медея... Тьма и свет. И мы по ту сторону тьмы. Только мы и звёзды...
- Значит, можно тебе доверять, о, мой повелитель! - она лукаво улыбнулась в ответ. - Мы и звёзды. И вся Вселенная, бережно обнимающая нас... Совсем как любящая мать.
Эон помнил, что через несколько дней он проведёт «Гаэтан» по зыбкой кромке времени и пространства к Сапфировой Звезде Скитальцев. И она, Медея, будет рядом с ним. Как никогда серьёзная, далёкая от своих прелестных картин и полностью погружённая в работу. Парсеки будут проносится мимо них и исчезать в пасмурной мути, видимой разве что на гемисферных экранах и плоских мониторах Зала Навигаторов.
Он заметно поёжился от резкого озноба, быстро-быстро пробежавшего по спине. Хотя Эон знал, что это раннее утро с запахами трав и кукованием кукушки весьма условное, ибо было оно неземным. Высоко над ним, за розоватым туманом и, ещё дальше, за толстыми панелями-сотами купола, чуждо мерцали звёзды и лютовал жестокий холод.
Эон и Медея всё ещё находились на Плутоне, в ЭкоСфере, где искусно воссозданный климат, температурный режим и ландшафт ничуть не отличались от земных аналогов. Здесь, на этом островке Земли, всегда царили весна и лето. Овальные купола, полушария и пирамиды ЭкоСферы, связанные галереями и переходами в единую систему, тонули в сумраке, где не было ничего, кроме скал и ледников. Даже никогда негреющее плутонианское солнце изредка, скорее из жалости, бросало сюда свой полумёртвый лучик.
- Знаешь, я всё пытаюсь понять, почему Сигурду снился всё один и тот же сон, - промолвила Медея. - Пейзаж, населённый мертвецами... Мне он напомнил галлюцинации и кошмары живописцев эры Тёмных Веков. И снег. Весь из пепла и гари снег... И какое-то гнетущее чувство, где есть только одиночество и отчаяние. И ничего больше...
- Да, в этой матричной нейрореконструкции удалось сохранить самое важное. Впрочем, именно потому я и заказал её заранее в Академии Горя и Радости, дабы воочию увидеть действие Способностей Прямого Луча в ту эпоху. Ведь Сигурду удалось каким-то непостижимым образом проявить их, - ответил Эон и на миг задумался, после чего продолжил, тщательно подбирая нужные слова. - Это более чем объясняет слияние его разума, находящегося в полубессознательном состоянии, буквально на грани, с отблеском угасающего разума чужака-корна. Скорее всего это случилось тогда, когда спасательная капсула оказалась внутри его погибшего корабля, умиравшего подобно живому, мыслящему существу... Да и корабли корнов — это, по сути, средоточие страданий всех тех, кого бессмысленно погубили, чьей болью наслаждались.
- Но как мы преодолели эту боль, Эон? Ведь Звёздная Война осталась где-то в прошлом и раны её, как будто, затянулись... Конечно, остались и шрамы... Ведь был полёт «Ноогена», были рискованные экспедиции в материнские миры корнов и совсем неслучайный контакт с Непрощёными. Ты помнишь планету Тт'ча, где разведывательная миссия командоров Ройга и Аххата нашла Усыпальницу Властителей и услышала Неуслышанную Молитву Безвестного? Ты помнишь её налитое кровью небо и два полуслепых остывающих солнца в зените?
Когда-то планету Тт'ча Медея изобразила на своей самой лучшей, наверное, картине, написанной в вызывающей манере поздних сюрреалистов эры Разобщённого Мира с элементами сдержанного пастельного стиля мастеров раннего Ренессанса. Её она рисовала во время экспедиции в Пояс Койпера, где был открыт крупный планетоид Ганзир — комок изо льда, снега и камня с намёком на атмосферу. Медея тщательно выписала на переднем план две высокие, крепкого сложения, фигуры в высокотемпературных, с множеством деталей и сочленений, скафандрах. Особенно удачно она передала ювелирными мазками лица — молодые, чистые, с огромными ясными глазами. Но то были лица не юношей, но уже испытанных и закалённых в странствиях космических мужей, ступивших на прокажённую почву далёкого мира, где они нашли следы древнейшей трагедии.
А была ли боль, так встревожившая Медею? Была и боль, было и отчаяние, была и ненависть. Однако Земля, терзаемая недругом, прошла через эти испытания. И Орден Милосердия, начавшийся всего лишь как игра, стал одним из тех испытаний. Его участники, гордо именовавшие себя рыцарями-паладинами, впоследствии привнесли принципы этой, безусловно, доброй и мудрой игры в идею будущего Совета Милосердия, сменившего Совет Стратегии и Мобилизации. В самом Эоне была частица этого рыцарства, возникшего в ту пору, когда перед всем родом человеческим стоял выбор — либо смириться и принять свою скорбную участь как должное, либо осмелиться взглянуть в лицо сильного оружием, но не духом, чужака. И он, род человеческий, выбрал последнее, хотя это решение далось ему как никогда тяжело. И поверженный Зверь был низвергнут в пропасть, откуда он ранее явился...
- Просто мы остались людьми, моя добрая Медея. Людьми эры Великого Кольца... Людьми из плоти и крови, - решился ответить Эон, будучи твёрдо уверен в правильности сказанных слов. - Мы ведь приняли бой не только ради себя, но и за всё Великое Кольцо. И никак не могли иначе. Никак! Просто мы, люди, стали старше, Медея. И многое поняли...
Она приняла его слова и благодарно вложила его тёплую ладонь в свою. Так они и стояли некоторое время, вслушиваясь в утренние звуки. Ветерок гнал волны на озерце и теребил листья на деревьях. В ветвях весело щебетали пернатые малыши и снова закуковала, заторопилась, неугомонная кукушка. А прямо под ногами, в бархатной травяной зелени, желтели пушистые головки майских одуванчиков.
И совсем рядом, за пределами цветущей ЭкоСферы, всё будто замерло в ожидании Чуда. Все ожидали его с каким-то, поистине, детским нетерпением. Где-то там, высоко на орбите Харона, в исполинской причальной чаше, в окружении изогнутых лепестков фиксаторов, дремал «Гаэтан», наделённый красотой, грацией и силой вознесённого к небесам духа древних готических соборов. Его бортовые огни пока были погашены. Там, над блёкло-бурой с тёмными пятнами поверхностью соседа неулыбчивого Плутона, должен был начаться Полёт Гаэтана - Прямой Луч, протянувшийся отсюда, с окраины человеческой Ойкумены, к далёкому и манящему светильнику Сапфировой Звезды.
Они молчали в золотисто-розовом сиянии разгорающегося плутонианского утра, Эон и Медея.
Над успокоившейся гладью озера вставало солнце, пусть и рукотворное, пусть и всего лишь имитирующее ласковый земной свет. И, всё-таки, это было утреннее солнце.
Над водой пронеслась стрекоза и пропала в зарослях прибрежных камышей. Невидимая рыба, плеснув хвостом, ушла в глубину...
Занемевшие крылья стряхивали с себя жалкие, расползающиеся подобно гнилой ветоши, обрывки убегающей ночной мглы... И всё повторялось снова и снова. Крылья свободно раскрывались и взмывали ввысь, прямо под купол небесный, откуда вся безбрежность Вселенной была видна как на ладони.
г. Воронеж, декабрь 2009 г. от Р.Х.
