Безразличие или откровенная враждебность, с которыми крестьяне и аборигены со всего света встречают перспективу участия в рыночной экономике в качестве наёмных рабочих, неизменно сбивали с толку бесчисленных наблюдателей и предпринимателей, испытывавших потребность в рабочей силе. Кажущаяся иррациональность подобного мировосприятия рабочих, впервые сталкивавшихся с современными реалиями наёмного труда, вызывала серьёзную озабоченность у историков, изучавших проблематику европейской промышленной революции, равно как и у социологов, посвятивших себя исследованию экономических процессов в странах третьего мира.
Зачастую, если не всегда, первая реакция этих людей, вынужденных (чаще всего, под давлением) вовлекаться в деловую активность на правах наёмных рабочих, – это полное безразличие к денежному вознаграждению и той рациональности, которая движет homo oeconomicus. Такая реакция раз за разом вызывала гнев у предприимчивых капиталистов.
С точки зрения Макса Вебера, эта реакция была проявлением «примитивного традиционализма», и большинство его работ представляет собой попытку объяснить такую неподатливость духу расчётливости, свойственному капитализму. Он отмечал, что этот примитивный традиционализм сохранился и до наших дней (1927:355).
Однако ещё в предыдущем поколении попытки двукратного увеличения оплаты труда сельского рабочего в Силезии, возделывавшего землю по договору найма, направленные на то, чтобы мотивировать его к повышению производительности, потерпели фиаско. Он попросту стал затрачивать на работу вдвое меньше усилий, поскольку теперь для жизни ему было достаточно половины прежнего заработка.
Как отмечал Малиновский, белые торговцы на острове Тробриан столкнулись с непреодолимыми трудностями, пытаясь привлечь достаточное количество рабочей силы из числа местных жителей, превратив их в ныряльщиков за жемчугом. Единственным импортным товаром, который обладал хоть какой-то покупательной способностью, был табак, однако местные отказывались считать десять мер предлагаемого табака эквивалентом помноженной на десять единице. Чтобы заполучить по-настоящему качественный жемчуг, торговец был вынужден предлагать взамен то, что представляло ценность в глазах аборигенов, однако попытки торговцев наладить производство браслетов, церемониальных ножей и тому подобных артефактов вызывали лишь язвительные насмешки.
По мнению Малиновского, жители Тробриана испытывали презрение к европейцам, чья жадность к жемчугу делала их похожими на неразумных детей. «Самые щедрые обещания и экономическое обольщение, равно как и личное давление со стороны белых торговцев и конкурентная привлекательность богатства [не могли] вынудить аборигена к тому, чтобы он оставил свои текущие занятия и принялся за то, чего от него добивались. По выражению одного из моих приятелей-торговцев, когда ветви ломятся от спелых фруктов, «это чёртовы ниггеры не будут нырять, даже если ты напичкаешь их каломой и табаком».» (1965, i: 19-20). Немцам и британцам, владевшим банановыми плантациями в Западном Камеруне, было нелегко вербовать рабочую силу среди «ревностно эгалитарных» членов племени Баквери. Их считали апатичными, говорили, что они зря расходуют землю и не заинтересованы в получении прибыли. А если им и удавалось скопить какое-нибудь имущество, то делалось это лишь для того, чтобы уничтожить его в ходе церемоний, напоминавших потлач. Что же до тех немногих, кто всё-таки вовлекался в работу на плантациях и благодаря своему труду становился зажиточным, выделяясь на фоне всех остальных, то их считали участниками нового ведьмовского сообщества. Считалось, что они поубивали своих сородичей и даже собственных детей, превратив их в зомби, которых они заставляли работать на далёкой горе, где якобы жили их белые хозяева-колдуны, делавшие из них водителей грузовиков и т. п.
Слово sómbî означает ‘зарок’ или ‘заклад’. Поэтому в новых условиях плантаторской экономики укоренилась вера в то, что сородичи были обращены в зарок или заклад ради того, чтобы избранные могли стать богачами. Считалось, что, подпитывая алчность этих новоявленных колдунов, зарождающая капиталистическая экономика истребляет молодёжь и подтачивает народное плодородие. Однако к середине 1950-х годов, когда жители деревень Баквери начали выращивать бананы в рамках коллективных хозяйств – и довольно успешно, – с этим колдовством было покончено. Баквери стали использовать этот новый источник богатства для того, чтобы платить за магические услуги и устраивать исцеляющие церемонии, прибегая за помощью к дорогостоящим экзорцистам из племени Баньянг. Однако в 1960 году, после падения цен на бананы, начали появляться знамения, указывающие на то, что колдуны вернулись. Нельзя подбирать деньги, лежащие на земле, увещевали старейшины, ибо они там разбросаны лишь для того, чтобы заманить людей к большой воде, где «французы» превратят их в зомби и заставят трудиться на строительстве новой гавани (Ardener, 1970).
Майкл Тауссиг, «The Devil And Commodity Fetishism In South America» (1980, 2006). Перевод наш.