
Вот — женщина, и она не дала мне ничего кроме обычной ботаники, поэтому любовь и Просвещение — что-то вроде помидора (яблока любви). Что она могла мне еще дать?
Тем крымским летом я ходил обуянный тоской о недопустимости пересмотра итогов военного конфликта со своей «второй половиной». Чорт бы ею занялся на глазах всех пассажиров аэробуса «Москва — Токио»! Она оставила мне свои дневники — записки маленькой шлюшки, а многие до сих пор думают, что это были черновики моего доклада в ООН — слишком много там было про «жидов» плюс несуществующие цитаты Сокурова и Басилашвили.
Главный подтянул крепкой рукой педераста меня за пояс, скрывая под молоком пудры бордовые пятна удовольствия, добавил сотку и, узнав, что я еще беспартийный, добавил еще на лишнюю бутылочку пивца, которая редко когда бывает лишней.
Со скоростью колесницы пророка Илии я ворвался на квартиру сослуживца, а он — один из редких живых литературных памятников, — писал фэнтэзи с сыновьями, а те обладали просто охуительным креативом! По словам его жены, он сломал детям жизнь, но дал им наслаждение высшего образования. Со своей колесницы я сообщил ему, что воду отключат в День его Тезоименинства и, обратившись к его жене, спросил — обязательно ли напяливать на себя нужную личину перед сексом на концерте с дарк-фолком или достаточно изобразить обрядовую физию, которую обычно принято демонстрировать на ежегодных поминках Немцова, во время которых у некоего священника отрастает лишняя рука с книгой.
Этот священник из Harald church и жена моего сослуживца однажды пригласили известного художника, выбрав его из списков федералов, пригласили, чтоб разжечь как следует мелюзгу из паствы. Известно, что творчество влияет на половой вопрос! А еще — проверить по спискам те случаи с пропажей лампадного масла и сравнить их с частотой моих вечерних визитов в предместье. Что могла еще придумать эта троица чмошников?
Сослуживец, конечно, ничего не знал ни о проделках супруги, ни о королевских младенцах, поэтому я начал с того, что просто предложил ему выпить. Он, неверно поняв, предложил мне свою жену. Неделю мой Древян входил и выходил из неприятности, которую я почитал как «Смерть на острове», а он называл ее женой с 1998 года.
В итоге, я не решился на полное повествование, а попросили в долг три незнакомых мне номера церковного журнала, зеленые театральные занавески и мыло из Тайланда для трансвеститов.
— Ваша честь! Кто я такой, чтоб устоять перед соблазном нарушить заповедь в сезон, когда даже девочка лезет на папочку, а папочка на бутылочку?!
— Пусть казнь надо мной произойдет где-нибудь в районе Покровской церкви, пусть ей заинтересуется ленивый президент, пусть глазенки Невзорова расскажут всем заинтересованным каков я буду в этой инсталляции, наебавший ваши арт-задницы со всеми вашими похотливыми деньгами, пусть бесстыжие мальчики запускают в меня бесстыжие взгляды, пусть проводницы всех вагонов предложат пассажирам фото с казни, а мелкобуржуазные атеисты, заболев, станут прикладывать к больным местам мой лик! В магазине или такси, по указке христианина-федоровца или по наводке сатаниста пусть Вам предложат кое-что получше, чем Вы могли бы получить от посещения притона с нарко-грайндерами или даже лучше, чем венчание в церкви педофилов.
— Однако, шпиль Блумберийской церкви стоит дорогой наш писатель!
— Ваша честь! Сравнить ли нам животворную духовность Ильинова с пожилыми ростовскими мальчиками? Какой документ от этого может претерппеть изменения? Худший мой грех — это то, что в пятницу тринадцатого я все еще нахожусь в этом же месте. И пусть я домучил проповеди Мейстера Экхарта, поставив себя на один уровень с такими организациями как РПЦ и «Другая Россия», но мне хотелось бы иных ресурсов!
Вот — женщина, и она не дала мне ничего кроме обычной ботаники, поэтому любовь и Просвещение — что-то вроде помидора (яблока любви). Что она могла мне еще дать?
Получается весьма богохульное повествование, а объединение РПЦ и круг «Черной курицы», вытаскивающие из книг все, что приведет их к оскорбленным чувствам, помнят повесть «Чудотворная» 1958-го года. Самый подвыпивший продавец книг, а я, так понимаю, это был дедушка, писавший стихи как нынешний программист, он сидел обездвиженный выпивкой и постоянно что-то причитал, а когда к нему пришел следователь, ровно за полминуты до того, как погон протиснулся в дверь, дедушка крикнул:
— Введите громовую Деву!
Следователь рухнул на пороге, и надо ли нам друг перед другом объяснять причины той шумихи в книжном?
Помню свое фантазматическое приложение к докторской, записи которой я еще ношу с собой, чтоб еще раз охуеть. Позже. После свадьбы, когда уже гости оплакивали неизвестно кого, скорей всего, мою жену. Она единственная, кто выл неподдельно. Если б я получал тысяч тридцать пять, то мог бы как Larry Bryggman исповедоваться в том, что существую где-то в Украине! Впрочем, говорить с ней, когда она воет, все равно, что говорить с землёй. Восполняю католические пробелы книги.
Когда судья, сослуживец с женой и сыновьями встретились со мной в зале суда, то у них мгновенно возник сговор осудить меня за любое преступление, на как можно долгий срок. Но из всего арсенала выбрали неестественную статью за то, что обнаружили меня на марше десяти Немцовых Запада. Хороший настрой для тех, кто готов отправить человека страдать по замыслу!
Перед оглашением приговора белоглазые самцы мух-дрозофил вывели меня из зала суда на улицу Проституток.
Перед тем, как уснуть на руках педераста, подумал: почему во сне мы так катастрофически не успеваем, ведь именно во сне мы можем останавливать время?
Роман Ан. Часовски «Звездная пидерастия» — это повествование, основанное на реальных событиях. Реальное, символическое и священное перемещаются со скоростью света, блуждая вместе с автором по задворкам человеческой личности. Четвертая глава рассказывает о бывшем сослуживце нашего героя, который был вызван в зал суда в качестве свидетеля.