звездная пидерастияГосподи! В одеяле холодного лета квартиры удели мне пунцовое платьице, сотвори! И ты найдешь меня там, где разбомбили зернохранилище — на месте моего собственного магистерия, обрати внимание, что я не гей, а мне маяться за них всех приходится! Наслаждался бы я более изображениями с монитора, на то есть свидетели завистливые, и зависть их не дает им за меня свидетельствовать! Я был бы сопреседателем наравне с Чаадаевым, и на хуй далеко бы идти не пришлось! На работе операторы одобрительно высказывались о том веке, когда мужчины выключали свет фар своих грузовиков, переезжая священников — и это был бы исключительный переход от тоски посредством Кьеркегора к животным ангелам!

Но пока бедные индусы крутили свой тюремный бизнес, обменивая охране мои черновики на благовония (а от этих запахов скорее совершишь побег, чем от насилия и круглосуточного света), как мне было ничего не пропустить и при этом избежать повторов?! На факультете учили, что граница повествования должна быть четкой, как окраина задницы боярыни, даже когда к ней заявились бес со Архангелом, поп с дьяконом и три владельца гостиницы в Риме — ничто не поколебалось!


Да, в римской гостинице я впервые почувствовал мистическую связь ребенка с двумя камнями, один из которых — Кроули! И это обусловлено было трагическим выбором юности, но гораздо хуже, что когда меня повели к тюремному УЗИ- специалисту, то на кушетку меня укладывал номерной «стукач», а на бейдже у него значилось: Мейстер Georges. Такому давалось право на посещение Клуба Стальных Яиц! Это вам не какой-то задрипанный караоке-бар, в котором любой погранец может устроить на вас покушение! А неудавшееся покушение потом на спине на всю жизнь!


Вот проект: воскрешение всех педиков и заселение ими планет!
Мы — Паскаль Киньяр, Свитер Акройд и Альберт адрес Король — займемся этим. Наш орден: «Братья и природные катаклизмы». Сфера нашей деятельности: от обольщения древних евреев до спиритического вызова поклонников Бродского, а это вам не какое-то безрадостное интеллигентское ковыряние в половых контактах! Мы наберем персонал из узбекских проституток, — кроме рабочих дел они ничего не проживают, а свою доброту пронесут через все наши акции прямого действия. Мы аннулируем все патриотичные новости, порекомендуем гражданам разрушить все самое красивое на своих рабочих местах, вызовем психиатра на интервью, а интервью уже давно расписано!

Для нашего соития отметь плюсиком, Господи, те места, где когда-либо уже лежали мощи Иоанна Боровичского!

Над одним Сильфа уже полдня висит: под пулями, пытается извлечь боле-менее «клубничку» из своего положения. Я то думал, что уже сотворен третий пол, и холодный разврат вместе с ним были употреблены в тусовке гражданина Савенко, но поехали туда и — тьфу!


…жаль, меня выгнали из дома.

И вот мое расследование:

  • Царь Николай, после которого «большевики» вынесли раковину, полную крови, после смерти перенес еще тридцать два удара, уже когда поезд, перевозивший его тело, проходил через Чечню, удары нанес черкес, работавший на Советскую Власть.
  • Царь Далай-Лама, переименованный в Риме, судя по учетной записи в гримерке и сменивший обличье, на момент расследования находился недалеко от рая, но еще меньшим было расстояние от него до ада.
  • Тарковский — царь для горстки образованных нищебродов, и если не апатридов, то обязательно фашистов.
  • Васнецов, выявивший в античном памятнике на лондонской выставке Анти-Христа. Анти-Христ же — памятник и притча для всех писателей.

звездная пидерастияВ ходе расследования выяснилось чего стоит любое подполье, — я побывал на стороне и «ватников» и маленького братика. Пацифистов среди них не оказалось. Пацифисты, конечно же, где-то существовали и вполне божескую цену за них просили, но сейчас я бы с большим удовольствием рассказал вам про хуй орангутанга в американском кинематографе, чем о беззубом пролетариате, годным лишь для того, чтоб наматывать ему на уши рекламу какого-нибудь подзалупного масла. В каком-нибудь хит-параде правозащитников таким может быть и было бы место, но у себя я их всех заблокировал, поместив в блокаду все их человеческие палаточные городки. Пургу они плохо пережили. Когда их откопали, то они — зачитанные, грязные, в бревнах, дескать, у нас были пистолеты, но мы ими не воспользовались, а только выли! — хоть со звуком пересматривай теперь… когда натыкаешься на их записки, то понимаешь: это всё — христианство.


Неприкрашенные, испражняющиеся и проявляющие солидарность вместе с дырами на ботинках всему, чем пичкают их пиарщики…. Но, то, что промелькнуло у дикарей, стало — ножами!

— Ты служишь в собачьем монастыре! — так выкрикнул я вслед корабельному коку. И добавил: — Собачником! Старым псом! Было бы у тебя хоть с образованием в порядке, как у Микки Теннинга, работал бы тогда в пригороде, а так загнешься здесь через десять лет и похоронят тебя в кастрюле!


Говоря о пригороде, я имел ввиду свою конспиративную квартиру. В ней, на полке старого шкафа в стиле «чипендейл» хранилось сушеное дерьмо и ладан где-то между засохшими бубликами Иоанна Вегана и книгой Спасителя Вирильо о высоконравственной материнской демократии. Набор, достаточный для любителей лохмотьев в стиле Павла I, — хороший градус духовенства и имперскости! И телефонная линия, прямиком соединяющая мою квартиру — мой маленький ГенШтаб — с хозяйством в Армении, постоянно работает в режиме доклада — налоги, поджоги, диверсии моих друзей — одноклассников, о зависти которых я еще сделаю отчет и зачитаю его на Восточной встрече — пусть отпишут им «двадцаточку»!

Если сидеть им в соседних камерах, будьте уверены, что ссак им добавят не только в кастрюли — на языческий древнеримский манер! До моего ареста мы выгребли из лавок букинистов всех антиглобалистов, похуистов и чорт еще знает кого, короче, всех тех, кто еще находится в мае 68-го, накормили мороженым и заставили петь, предупредив, что за фальш — ликвидируем. Их лидеры пытались все объяснить злосчастными мегафонами и просили заменить песни тиражом красивейших листовок к рабочему классу. Ну, вы поняли, что эти лидеры, заранее обвешанные георгиевскими ленточками, были посланы в Луганск, распространять фукианские противозачаточные средства для свиней.


звездная пидерастияПостоянно натыкаясь на мужиков с пидорасами в голове, они выписывали голосами такие песни, что московская интеллигенция проступала у них сквозь камуфляж и висела во время всего исполнения как религиозный праздник и мишень. Некоторых утопили в озерной воде, в которой уже много лет лежат мощи, пользуемые как для красоты, так и для поднятия настроения….

Вот вам и требование авангардизма, смешанного с песней…

Расследование привело в древний собачий монастырь, в котором цари имели несчастье останавливаться перед отправкой своих выблядков в США — в страну безгранично конвертируемой свободы. Кто и когда выплюнул этот монастырь — неизвестно. «Засветился» он в деле 1977 года, когда под видом царского незаконнорожденного младенца пытались провести контейнер с особо опасными афганскими пауками. Получивший на руки такой буйный сверток для усыновления, будущий «папа» Габриэль Малагрид был не очень обрадован и отправился с заявлением в полицию. Полицейская операция включала постройку возле собачьего монастыря шавермного киоска с замаскированными в нем агентами ЦРУ, полицейская шаурма следила за исчезновениями будущих королей в огромных кастрюлях. Похлебка использовалась как питательная смесь для афганских пауков. Построить полицейские шавермные на заднем дворе собачьего монастыря! — тогда я жил в Америке и веселился над подобными заголовками. Пауки нуждались в жизни, и в их тельцах текла королевская питательная жидкость.Тогда -то всех и «помели».

Шавермные полицейские развернули операцию и накрыли заодно каких-то задрипаных «независимых художников», сексуальных футболистов и любителей «новой истории» с коллекцией книг Анти-Фоменко. Закрыли в предназначенных для реконструкции монастырских помещениях вместе с мухами. Приехавший из Иерусалима веселый юноша с Папским указом немедля всех помиловать, присоединился к общей радости, не отказался выпить за Папу и Трон и уже к вечеру блевал на фрески, экзальтированный от грохота перестрелки, которую затеяли «братульки» с шавермной полицией. На суде он признался, что работал на некое Правительство, удачно рифмуя отрывки из книг Иеговы и, подобно методу Берроузу, сочетал их с кодексами всех существующих стран.

Тут примечание: если цитировать Берроуза в русскоязычном Интернете, то можно даже узнать как купить черное солнце!

Так имперский стиль резко деградировал в воровской. В суд всю компанию везли в лимузинах от Эрмитажа, по дороге мы отвешивали арабские поклоны, которым меня научил какой-то «красный» мудак центрально-черноземного розлива, совмещавший сталинизм с чистой «правой» уголовной эстетикой. Сопровождавшим нас музейным бабушкам выдали плащи с капюшонами. И я прервал их моралистический зудеж следующей речью:

— Судя по вашим минам, то эти рожи вы скосорылили еще в 1906-м, то есть не пропустили тот момент когда был изобретен рендерер для кретинов. Предполагаемые вредители были обязаны пройти серию процедур перед бета-тестером, чтоб оценить степень противодействия и инерцию аппетита перед бомбежкой, искусно имитируя сырыми яйцами массированные бомбардировки. Бомбардировка со вкусом еды! — разве это настолько обыденно как печь или инцест? Если удалось все деньги въебать в цирк Кроули на все эти удивительные подкрашивания, прошедшие через матерей в Сен-Мало, то кого удивит, что улицы наполнились патриотами, доказывающие своим существованием только одно, что все деды воевали только ради того, чтоб потомки умалчивали о пидорасах!


Я развернулся к одернувшему меня шавермному полицейскому, обхватившему мой череп имперским взглядом:
— А не выйти ли Вам в хуй, прекраснейший?


Перед моей речью они были беспомощны, а что бы еще мог испытывать натурал перед коровьим задом?

школа социологии

 Роман Ан. Часовски «Звездная пидерастия» — это повествование, основанное на реальных событиях. Реальное, символическое и священное перемещаются со скоростью света, блуждая вместе с автором по задворкам человеческой личности. Вторая глава «Сколько царей было в этих кастрюлях?» рассказывает о причинах, повлекших арест автора словами главного героя, которые тот адресует вслед удаляющемуся тюремному разносчику еды.