Имеющиеся в нас пороки настолько важны для нас, что без них мы бы очень быстро скопытились, а там и глядишь, вдарились в какую-нибудь пошлость «посвящения», этакую идеалистическую парадигму, несовместимую с нашими слабостями и изъянами. Безо всяких преувеличений: зло во истину питает нас, даёт все необходимые силы к тому, чтобы здравствовать и процветать. Стоит нам только избавиться от своего внутреннего демона, как мы тут же ужасаемся бесплодию и пустоте, кроющихся в жизни ангела, лишившего бытие его притягательной грязи, в коей мы любим изваляться, стремясь к ней всякий раз с особым извращённым удовольствием, с улыбкой маньяка купаясь в самых вонючих нечистотах. Человека, собственно, ничто так больше не увлекает, как возможность безмерно упасть, обрести статус последней скотины, что будет кривляться сквозь безумную улыбку, гордясь тем, что к нему не прикасалась рука бога, что он «сделал себя сам». Но у этой свиньи, так похожей на нас, иногда случаются физиологические сбои, и тогда она начинает претендовать на мистицизм и познание Абсолюта. Высшая непостижимость: разве видано такое, чтобы какая-то мошка или блоха претендовала на то, чтобы сравняться с богами, а то и превзойти их? Появись у ней сознание, она тут же возомнила бы о себе такое, чему изумился бы самый нескромный тиран.
Что прикажешь думать о соображениях Генона касательно инициации? А его мысли о посмертных переходах, где самая страшная участь ожидает нас, бестолковых «профанов»? Что за мания самовосхваления преследует всех этих авторов, мнящих себя выше всего человечества? Да даже Ницше выглядит робким юнцом на фоне некоторых традиционалистов.
Эвола был куда более адекватен в восприятии реальности, чем его шизофазичный дружок, Генон. Категорически отказавшись от каких бы то ни было иллюзий, сохранив при этом аристократическое достоинство, он не позволил себе такую роскошь, как погружение в самый несусветный, метафизический бред: инстинкты в нём говорили, что ни до чего другого, кроме психиатрической лечебницы, это не доведёт. Поэтому Эвола был человеком во всех отношениях здоровым, раз его бунтарский дух не умолкал до самой смерти, так что он даже отказывался от предложений некоторых «посвящённых» пройти инициацию, что Генон бы наверняка воспринял как смерти подобное поведение, что, впрочем, не удивительно, судя по тому, что последний от дрожи забился в уютный кокон ислама как какой-нибудь опоссум, коего в любой момент может сожрать эта хищническая современность. Как не прыснуть от смеха, когда встречаешь пассажи отца традиционализма, тщательно восхваляющие религию, а пуще того – эзотерику? Можно ли вообще воспринимать подобное всерьёз? Мы продолжаем читать этого непонятного нам человека из любви к байкам, причём, байкам довольно высокого пошиба, «не обывательского» так сказать. Россию, столь падкую на всяческую фантастику и чудеса (в связи с особой ментальностью, сложившейся в результате её угнетённого и бедственного положения на протяжении чуть ли не всей истории страны) продолжает кормить баснями человек, понявший как сыскать признание у народа – Александр Дугин.
Если внимательно поразмышлять о причине крайнего европейского равнодушия к метафизике и тому подобным вещам, то можно увидеть, что происходит это отнюдь не из-за «духовного упадка» (было ли вообще чему падать?), а всего только из-за материального благополучия, достижение коего навсегда гарантирует непробиваемое презрение что к Богу, что к какой бы то ни было «духовности».
Испокон веков, не всегда себе в этом признаваясь, мы с завистью глядим на Европу, на её ускоренное развитие, так что после развала СССР не стали оттягивать с тем, чтобы перенять на себя её политико-экономическую модель. С присущей одним лишь русским черте «догнать и побороть врага», мы эпилептически пыжимся приспособиться к европейскому темпу и насадить его во все сферы жизни лишь затем, чтобы переплюнуть Европу по помешательству на скорости, доказать себе, что, несмотря на её традиционно установившееся превосходство, мы всё же можем пойти куда дальше в тех заблуждениях, коими она заразилась ещё со времён Ренессанса. «Возврат к корням», о коем так воздыхают все люди консервативного толка, в новом мировом порядке произойдёт как раз не в революции, а в том моменте, когда Россия станет озападненной до такой степени, что сама Америка ужаснётся такому повороту событий так, что даже начнёт считать себя «более духовной». В ответ на брошенный ей вызов, она кинет все свои силы на то, чтобы достичь такого уровня пошлости, чтобы сами боги попадали с небес, глядя на тотальное легкомыслие, расплывшееся по всему континенту так, что даже животные, пожалуй, начнут отпускать там непристойные шуточки. Но Россия из-за своей исторически сложившейся лени уже не станет препятствовать Америке в безудержном стремлении той к последней степени тривиальности и избитости. Так праздность, эта спасительная слабость, способствует сохранению кое-каких устоявшихся форм с тем, чтобы человек не истратил все имеющиеся у него запасы и не выдохся окончательно.
Существует ли более печальное зрелище, чем человек, опустошённый «реализацией»? Мы являем собой мощь в той мере, в какой находимся в преддверии жизни, а не в ней самой. Так что выпячиваемая гордыня «посвящённых» ничем не отличается от самомнения «рабочей пчёлки»: никогда не стоит упускать из виду древнюю максиму, согласно которой каждый человек заражён тем бредом, что наиболее полно соответствует его индивидуальности, даже когда последняя мыслится превзойдённой (что являет собой особую форму бреда, как и всё то, от чего мы, как полагаем, «освобождены»). Если Генон вдруг признался бы себе в своих заблуждениях, он бы тут же сложил оружие, и тогда мы получили бы неисправимого скептика, лишённого высшего покровительства безумия – он бы ничем не отличался от нас, обезьян, имеющих несчастье быть человеком. Но если вы всё же категорически не желаете выходить из поры детства, всячески отказываетесь покидать это дивное время таинств и мистических приключений, изучите биографию такого человека как Рене Генон и, не останавливаясь ни на секунду, бейтесь в священных припадках, конвульсируйте на каждом шагу и изрыгивайте, изрыгивайте из себя Абсолют, выблёвывайте свою «тонкую организацию» в мир, этот громадный сумасшедший дом, где, какую бы чушь вы не несли, вас всё равно признают за своего: покуда в нас живёт еретик, мы – заодно с человечеством. А вот стоит нам отправить его на костёр и заняться саморазоблачением, как мы тут же становимся изгоями в обществе и отщепенцами мира, отныне занятыми лишь своим одиночеством, в коем не сыскать и следа радости, если выступаешь по отношению к своим соблазнам как банкрот, как провалившийся предприниматель. Так что пока у нас сохраняется пена изо рта, пока мы не выписываемся (или нас не выписывают) из психиатрической клиники, имя которой «жизнь», мы сохраняем все шансы на то, чтобы и дальше проламывать стены своей или чужой головой, валяться в утробной позе, подёргивая конечностями, поддерживая таким образом своё помешательство на должном уровне. А если мы заглянем в «острое» отделение, то там мы увидим случаи совсем запущенные – мы увидим там «здравомыслящих»!
В самом деле: есть ли кто-либо более несносный, чем мудрец, хвастающийся тем, что истина находится в его руках? И не самыми ли скучными испокон веков были все те, кто имеет строгие убеждения или строго придерживается определённой доктрины? Добавьте чуть-чуть критики, и последние рассыпаются в прах, не преминув обнажить всю содержащуюся в них смехотворность. Невозможно читать таких авторов, как Генон, без чувства крайней скуки и сильно одолевающей зевоты. Ужасы, которые он нагоняет, не способны затронуть нас, ведь к традиционализму мы относимся так, как подобает человеку, лишённому иллюзий: недейственная форма мышления и не более того. От нас не ускользает вся жалость болезненного Генона, его тщательно скрываемое бессилие. Потерпев жизненный крах, он изобрёл особую формулу бодрости, позволившую ему не наложить на себя руки в тот миг, когда он окончательно разочаровался в жизни, и вскоре стал нападать на неё подобно тому как Ницше нападал на нигилизм, только на этот раз, в целях оригинальности, была избрана современность.
Генона презирали вполне заслуженно, ведь он по любому поводу, тут и там, кстати и не кстати, низводил всех смертных до уровня ничего не смыслящих клопов. Ему бы заниматься собой, коль он и вправду чувствовал себя выше самого Господа, так нет же: нужно же раздражать человечество, всячески подгонять свою манию величия, дабы вдруг в приступе трезвости не осознать своё крайнее ничтожество и случайность появления на свет – непростительнейшая черта и самая оплошная ошибка из всех возможных. При таком наборе данных нечего и рассчитывать на иное отношение, нежели чем как к негодяю.
Тот, кто не приобщился напрямую к безумию – всего лишь жалкая пешка, всерьёз воспринимающая реальность. Вселенная ахинеи куда более удивительна, чем мусорные миры, в коих барахтаются «посвящённые». Шизофрения последних – это несвязная речь лунатика, и не столь важно, что помешательство на мифах иногда облачается в безупречную логику. Неприятный то запашок всё равно остаётся, и он полностью дискредитирует серьёзных умов в глазах их читателей. Генон, ни капли не стесняясь, выставляет себя на посмешище! Похоже, ему нравится роль отдушины, этакого принципиального мазохиста, находящего извращённое удовольствие в анафемах и проклятиях, изрыгаемых им в адрес современности.
О чём же нам говорит его неуёмный догматизм? Не о том ли, что его съехавшему разуму не видать конца и края? «А может быть он вполне нормальный и только прикидывается придурком?» — спросите вы. Но нет: в трудах этого слабоумного не сыскать и следа юмора, не говоря уже о хорошем анекдоте. Похоже на то, что он всерьёз верил в то, что выблёвывал его больной рассудок, не подвергая свою ересь тщательному анализу, который бы испепелил его, убрав все имеющиеся иллюзии на счёт излагаемой им эпилепсии. Бесспорно, он ужаснулся бы, узрев монстра в себе, а не во внешнем мире! Но такая операция требует неимоверного мужества, начисто отсутствующего у нашего слабака, только и делавшего, что убегавшего в пустыни от той дрожи, что вызывал в нём мир, а именно – современный мир, то есть наиболее безопасный из всех бывших до него эпох!
Современность уступает Традиции?.. Тогда придётся уходить в пещеры, и вонять там, а не здесь, в дивном новом мире, что требует совершенно иных подходов, дабы понять суть происходящих в нём процессов. Традиционализм – это высший позор для культуры, тёмное пятно цивилизации, крайне живучий аппендикс, который бы неплохо уже вырезать, раз он не перестаёт горлопанить во всю глотку и ныть о «старых порядках»! Так или иначе нам приходится быть в разы скромнее жречества. А то наверняка найдётся какой-нибудь кшатрий, что с удовольствием врежет по нашей крайне самомнительной харе!
Янко Венерин