22.06.19 состоялось храмовое чтение книги «Аристотель и портовые шлюхи».
Ужас появляется, когда что-то угрожает моей дискретности. И поэтому секс, в котором раздельность умаляется, родственен ужасу. Эротическое чувство идёт дальше возвышенного: субъект не только стоит перед лицом опасного объекта, но вручает себя этой угрозе. Очевидно, что эстетика БДСМ опирается на возвышенное: здесь есть мрачность, угроза, опасность, физическое подавление; но – как и в случае возвышенного – нет реального страдания или панического страха, такого рода чувства полностью трансформируются. Воздействующий партнёр находится в уникальном положении возвышенного объекта. Какие ещё обстоятельства позволят сыграть подобную роль? С помощью прямого нападения удастся вызвать лишь страх и животную реакцию защиты, не будет необходимого созерцательного промедления. Есть различные художественные практики, с помощью которых я могу причаститься возвышенному через собственные устрашающие произведения, но такой опыт опосредован.
В жестокой сексуальности принцип деперсонализации работает наиболее совершенно: ты позволяешь радикально воздействовать на себя, повелевать собой, полностью себя подчинять; я ставлю тебя на колени, связываю тебе руки, ты просишь не боли, но уничтожения собственной самостоятельности, ты хочешь, чтобы тобой распоряжались как можно более вероломно. Но затем ты восстановишь свои права, как я восстанавливаю свои после действия гашиша, лишь временно являясь пассивным партнёром наркотика. Я загипнотизирован тобой, поэтому я люблю яркий свет в спальне – я люблю глазами. Уничтожение твоей дискретности передаётся мне через созерцание. Я теряю себя, отказываюсь от безопасной полуизолированности-полурастворённости. Наблюдая твоё подчинение, я причащаюсь ему. Субъект капитулирует – всё дело в этом, а не в удовольствии гениталий. Данную проблему затрагивал Мерло-Понти: «Силой сексуального наслаждения нельзя объяснить, почему сексуальность, в частности явление эротизма, занимает в человеческой жизни такое место, если бы сексуальный опыт не был как бы свидетельством, всем и всегда доступной данностью, данностью человеческого состояния в таких его самых общих моментах, как независимость и подчинение».
